Название: Между прошлым и будущим
Автор: WTF LoGH AU 2016
Бета: WTF LoGH AU 2016
Размер: мини, 1078 слов
Пейринг/Персонажи: Зигфрид Кирхайс/Аннерозе фон Грюнвальд
Категория: гет
Жанр: драма
Рейтинг: PG
Предупреждения: AU
Краткое содержание: по заявке с Однострочников "Погибшие герои ЛоГГ получают возможность на краткий срок (от одного часа до суток) вернуться к тем, кого оставили в этом мире".
Размещение: после деанона, со ссылкой
Для голосования: #. WTF LoGH AU 2016 - "Между прошлым и будущим"
Аннерозе часто снились облака. Она прилетала на них то к зеленеющим лугам, то на опушку леса, то к ее собственному дому, который во снах выглядел ярче и светлее. А спустившись на землю, она могла ходить и ходить по мягкой траве, пока не закончится сон.
Но в этот раз ей приснился город. И на земле, и в воздухе его пересекали ленты железных дорог. Он вбирал в себя солнечный свет, но миллионы окон отражали намного больше. Густые тени резче обозначали контуры причудливых зданий, поэтому город казался ожившей объемной иллюстрацией к фантастической книге. Можно было подумать, что в нем совсем нет места зелени, но тут взгляд Аннерозе упал на огромный парк в самом центре города. А восточнее, под высоким куполом… неужели оранжерея?
Ни один из городов не привлекал Аннерозе. Кроме этого. На это живое чудо, не существующее в реальности, она смотрела во все глаза. «Запоминай», – шепнул внутренний голос.
Вдруг что-то заставило ее проснуться. От неожиданности Аннерозе вскрикнула и села. В комнате было жарко или так казалось после прохлады облаков во сне. Там был очень яркий свет, а здесь – слишком четкие звуки. Тиканье часов, жужжание мухи, стук сердца, отдающийся в голове.
Аннерозе провела ладонью по лбу, вытирая испарину. Духота становилась невыносимой. Почему же так жарко?
Пальцы случайно задели медальон на шее. Он пылал.
– Что?..
Пока Аннерозе расстегивала цепочку, в голове вспышками проносились воспоминания.
Ярмарка минералов почти четырнадцать лет назад. Совсем юная Аннерозе завороженно смотрит на красивый аметист на прилавке, а переведя глаза, замечает Зига, внимательно наблюдающего за ней.
Какой-то прием восьмилетней давности. Обмен короткими фразами:
– Вам нехорошо, госпожа Аннерозе?
– Нет, все в порядке. Просто тяжелое ожерелье.
Через два дня она находит на террасе простой медальон с аметистом в оправе. А рядом с украшением – цветок орхидеи. Зиг…
– Госпожа Аннерозе…
Она повернула голову, полностью уверенная, что никого не увидит, что это воспоминания играют с ней слуховыми галлюцинациями.
Но возле двери стоял Зигфрид Кирхайс, такой, каким она его запомнила, – в форме старого образца, высокий и спокойный. Лицо было серьезным, однако тепло взгляда Аннерозе почувствовала даже на расстоянии.
– Госпожа Аннерозе, не пугайтесь. Это я.
Конечно, это был он – человек, которого она любила. Человек, который погиб четыре года назад.
Ей хотелось вскочить с постели, броситься к нему, обнять его, осыпать поцелуями родное лицо, но слабость и духота все еще не отпускали ее.
На третьем шаге ноги подвели Аннерозе. Она непременно упала бы, если бы Зиг ее не подхватил.
– Все хорошо. Я с вами.
«Ненадолго», – услышала Аннерозе не сказанное. Каким-то образом она всегда знала, о чем он молчит, но сейчас самым главным были его объятия.
– Я скучала по тебе.
Она почувствовала легкость в руке: это Зиг взял у нее медальон.
– Вы никогда не снимали его?
– Никогда.
– Не стоит жить призраками прошлого, госпожа Аннерозе. Не мучайте себя.
В словах было дело или в прикосновении к ее щеке, но слезы подступили к глазам молодой женщины. Лицо Зига на мгновение подернулось пеленой, и Аннерозе быстро-быстро заморгала, только бы снова ясно его видеть, только бы он не исчез.
– Прошлое – это все, что мне осталось. Райнхарду я не нужна.
– Нет, нужна, – впервые он перебил ее. – Райнхард нуждается в вас больше, чем когда-либо. Позаботьтесь о нем, прошу вас.
Ее губы тронула улыбка. Совсем как в детстве, Аннерозе взъерошила челку Зига. Все правильно. Теперь она, а не он, должна заботиться о Райнхарде. Она пока не знала, чем может помочь всесильному императору Галактики, возводящему новое будущее, но Зигу Аннерозе верила. Мертвым должно быть открыто намного больше, чем живым.
Она взяла его руку в свою, надеясь хоть немного согреть, но кожа юноши оставалась ледяной.
Он опустил извиняющийся взгляд.
– Я просил высших вернуть мне сердцебиение, пока я буду здесь, но…
– Они хотели, чтобы я все поняла, Зиг, и я постараюсь, правда.
– Я знаю. Вы сильнее, чем вы думаете, госпожа Аннерозе.
Она склонила голову набок.
– Наверное, странно знать больше, чем любой из живущих.
– Я привык, – он передернул плечом, и в этом простом движении было столько жизни, что Аннерозе снова едва не заплакала.
– Расскажи о своем мире, Зиг. Каково это – быть там?
Такая просьба обязывала ее хранить тайну о посмертии, и Аннерозе была к этому готова. Те, кто отправил Зига, хотели предупредить и помочь, поэтому Аннерозе должна была знать все.
Остаток ночи они проговорили, сидя в креслах напротив друг друга. Она – в снопе лунного света, он – в тени от комода. Молодая женщина, у которой впереди будущее, и юноша, который должен навсегда стать прошлым. Смерть разделила их, но их пальцы переплелись, и было уже не важно, в ком бьется сердце. В эту ночь они оба были живы.
Они скорее почувствовали, нежели увидели, как крадется заря, отнимая у них последние минуты.
– Светает, – глухо сказал Зиг.
Безумное «не уходи» чуть не сорвалось с губ Аннерозе. Конечно, Зиг не может остаться. Ему не место в этом мире, и все слова уже сказаны, кроме последних.
– Я люблю тебя, Зиг. Я всегда буду любить тебя.
Он притянул ее к себе и поцеловал. И это было ответом.
Когда последний солнечный луч ворвался в комнату, Аннерозе еще держала любимого за руку. Но в следующую секунду очертания начали таять. Прикосновение становилось все легче и легче, пока Аннерозе не ощутила под пальцами лишь воздух.
На другой день с ней связалась Хильда фон Мариендорф, секретарь Райнхарда, которая была уже не просто секретарем. А через три месяца, когда они поклонились Аннерозе в зале бракосочетания, ей подумалось, что будущее принадлежит им. Ей очень хотелось в это верить.
***
Отчасти она оказалась права. Династия Лоэнграммов продолжилась наследником – Александром-Зигфридом. Для большинства родственников он был принцем Алеком, и только Аннерозе иногда называла его полным именем.
Хильдегарде оказалась даже лучшей императрицей, чем можно было представить. Во многом благодаря ей Империя уже семнадцать лет поддерживала прочные мирные отношения с Демократической Республикой Баалат. Трудности были и будут всегда, но Райнхард завещал им мир. Они сохранят его – в память о человеке, победившем все, кроме смертельной болезни.
Кронпринцесса Аннерозе не любила ни один из городов. Ни один – кроме этого. Она могла подолгу смотреть в окно, наблюдая за тем, как кипит столичная жизнь. Ленты железных дорог вьются и по земле, и по воздуху. В ясные дни солнце сияет над Лоэнной, и миллионы окон отражают свет еще ярче. Здания причудливой формы отбрасывают глубокие тени, отчего город кажется иллюстрацией к книге о далеком будущем. Самое зеленое место в Лоэнне – Центральный парк. Аннерозе лично посадила в нем первое деревце. Давно превратившееся в ясень-исполин, оно укрывает жителей под своей сенью. Восточнее парка заканчивается строительство оранжереи – подарок Александру-Зигфриду на совершеннолетие. Аннерозе догадывалась, что название, которое принц даст оранжерее, будет связано с его невестой – фройляйн Ян.
Будущее уже не пугало Аннерозе. Оно принадлежит им всем, и она верила в это всей душой.
Название: Преодоление
Автор: WTF LoGH AU 2016
Бета: WTF LoGH AU 2016
Размер: мини, 1317 слов
Пейринг/Персонажи: Александр-Зигфрид фон Лоэнграмм/Джессика Ян
Категория: гет
Жанр: романтика
Рейтинг: G
Предупреждения: AU, постканон
Краткое содержание: неофициальная встреча во время официального визита республиканцев в Империю
Примечание: по заявке с Однострочников "Выросшие принц Алек и дочь Яна и Фредерики: первое свидание".
Размещение: после деанона, со ссылкой
Для голосования: #. WTF LoGH AU 2016 - "Преодоление"
День не задался с самого утра. Алек проспал, хотя вчера пообещал себе встать пораньше. Надо было подготовиться, настроиться, а на это теперь не было времени. Он хотел выйти из дворца улыбаясь, в хорошем расположении духа, чтобы слуги шептались, думая-гадая, что произошло с принцем. Да, гадать-то они будут, после того как он нагрубил слуге, толкнул дворецкого и так хлопнул дверцей машины, что шофер и садовник изумленно переглянулись.
Неприятности продолжились в дороге. По радио сообщили, что авария в южном квартале спровоцировала трехкилометровую пробку. От досады Алек прикусил губу. Оставался план Б.
– Возвращайтесь во дворец, Ганс. Я пройдусь пешком.
– Ваше высочество!
Алек выудил из-под сиденья шляпу и широкий плащ, достал из кармана очки и с актерской ловкостью перевоплотился в обычного горожанина.
– Забудьте о высочестве. Никому ни слова, – строго сказал он, поправив очки на переносице.
До кафе было четыре квартала, до встречи – десять минут. Когда нога Алека угодила в лужу и на пару секунд увязла, он запоздало вспомнил, что спешить надо медленно. «Неудачник, – думал он, очищая брюки от грязи. – И выгляжу, как идиот». Но он был сыном Райнхарда Непобедимого и не мог повернуть назад.
***
Все шло из рук вон плохо. Как бы старательно Джессика ни завивала волосы, они никак не хотели ложиться прядь к пряди. Смалодушничать, набрать номер Алека и назначить другой день ей не позволяла совесть. Официальный визит не продлится долго, а встретиться они хотели вдали от любопытных глаз.
Девушка отбросила щипцы, несколько раз провела расческой по волосам и встряхнула ими. Лучше легкая небрежность, чем полная безвкусица.
Джессика взяла такси и уже через пять минут пожалела об этом. Пробка тянулась по улице, насколько хватало глаз.
– Едем дворами, я доплачу.
Хорошо, что в Империи по примеру Баалата перешли на такси с голосовым управлением. Никаких водителей, никакого праздного любопытства и косых взглядов на растрепанную прическу.
Девушка старалась думать о предстоящей встрече и прокручивала в голове варианты вопросов-ответов. В сети она больше трех месяцев общалась с Алеком, но ведь личная встреча – это другое. Все должно пройти идеально.
Необходимо было сосредоточиться, однако постоянно что-то мешало: то нервные сигналящие автомобилисты, то некстати сменяющиеся цвета светофора, то голоса во дворах.
Наконец Джессика прибыла к кафе. Когда она выходила из машины, затекшая в дороге нога подвернулась сама собой. Шпилька хрустнула и сломалась. Девушка пару секунд помедлила, переводя дыхание, а потом сняла туфлю с другой ноги и решительно сломала вторую шпильку. День начинался не лучшим образом, но Джессика была дочерью Яна-Чудотворца и не могла отступить.
***
Она знала, что он выберет столик в глубине, и быстро нашла юношу взглядом. Они поздоровались одновременно, впервые обменявшись рукопожатием.
– Ты долго ждал?
– Нет, только сейчас подошел.
Алек беспокоился, что она заметит грязь на его брючине, но внимание Джессики привлекла другая деталь.
– Чýдная шляпа, – прокомментировала она головной убор на вешалке.
Алек улыбнулся.
– На улице даже принцу реально быть незаметным. Главное – правильная маскировка.
– И часто тебе приходится так маскироваться?
– Не приходится. Я люблю это.
– Точно. Ты ведь обожаешь театр.
Мысленно Джессика четвертовала себя за промах, но внешне всего лишь коснулась волос. Вспомнила, что они и без того не в лучшем состоянии, и немедленно опустила руку.
Алеку в это же время хотелось застрелиться. Мало того, что не успел подготовиться и чуть не опоздал на свидание, так еще и смутил девушку неосторожным словом.
Выход нашелся спонтанно.
– В этом кафе очень разнообразное меню. Оценишь?
От волнения у Джессики сводило живот, и она не была уверена, что сможет что-то проглотить, но меню и правда оказалось разнообразным и привлекательным. «А вкусы у нас абсолютно противоположные», – подумала Джессика, когда они заказывали еду.
– Коктейль «Мадам де Помпадур»? – она усмехнулась. – В честь той самой?
Джессика спохватилась, не сказала ли она опять что-то не то, но Алек смотрел заинтересованно.
– Ты любишь историю, верно? – спросил он после ухода официанта.
– О да, – темные глаза девушки блеснули в свете лампы. – И историческую литературу, и фильмы. Мама говорит, что это у меня от отца.
– А мой отец почти не интересовался искусством. Разве что искусством войны.
– Зато в нем он был гением.
– Твой отец тоже.
– Да, они оба.
На этот раз пауза не была неловкой. Юноша и девушка улыбались друг другу. Джессика отметила, что и она, и Алек говорят «отец», а не «папа». Конечно. Трудно считать близкими недосягаемых героев войны прошлого.
– Слушай, Джессика, следующий год у нас объявлен годом театра и откроется как раз оперой на историческую тему. Это будет в январе, и ты приглашена.
– Предлагаешь прогулять учебу? – спросила девушка, сощурившись.
Алек торжественно поднял указательный палец.
– Предлагаю организовать дипломатическую миссию с целью укрепления дружеских контактов.
Это прозвучало так напыщенно, что оба рассмеялись.
На самом деле год театра предполагали открыть балетом, но Алек решил, что убедит господина Меклингера изменить планы. Алек обязательно должен был увидеться с Джессикой как можно скорее. Будет здорово, если у нее получится.
– Я согласна, – кивнула она. – Постараюсь уговорить маму. Ничего страшного не случится, если пару недель я позанимаюсь дистанционно.
Алек просиял, а Джессика продолжала:
– Надо подать нашим идею тоже устраивать тематические годы. Например, год интеллектуальных игр. Кстати, как ты относишься к шахматам?
– Не силен, – честно признался Алек. – Мне больше нравятся стратегии.
Теперь просияла Джессика: еще одна общая тема была найдена.
Они говорили не переставая обо всем на свете, и к вечеру Алек начал покашливать, а Джессика заказала медовую воду, чтобы успокоить связки. Оба поняли, что на сегодня наговорились.
– Завтра увидимся.
– Да, но уже во дворце и как наследники лидеров государств.
Джессика кивнула. Ей было понятно отношение друга к дворцовой жизни. Девушку саму мутило от строгих правил и официоза, и перед отъездом она еле уговорила Юлиана не посылать с ней отдельный эскорт. «Я ведь с мамой, ее охраны будет достаточно», – убеждала брата Джессика. И от не своих охранников легче сбежать, но об этом она благоразумно промолчала.
– Разыграем завтра представление? – она подмигнула. – Как будто мы впервые видим друг друга.
Алек тут же подхватил:
– И как будто мы друг другу не нравимся.
– Может, я даже демонстративно отойду в сторону.
– А я переключу внимание на какую-нибудь фрейлину.
Он сказал это просто так, но ревнивый огонек во взгляде девушки заставил сердце Алека подскочить.
– Нет, пожалуй, не на фрейлину, а на кого-то из вашей делегации. Нужно вникать в государственные дела.
– Мне тоже. Пообщаюсь с кем-нибудь из ваших. Я слышала, баронесса фон Вестфален – весьма прогрессивная дама.
***
Они сделали так, как договорились. На следующий день все на приеме заметили холодность, с которой будущий император поприветствовал иноземную гостью. Гостья в долгу не осталась и не приняла от принца бокал пунша. Впрочем, этим все ограничилось: наследники держав не могли себе позволить публичного обмена колкостями.
Джессика украдкой наблюдала за Алеком и отмечала то, на что не обратила внимания накануне. Тогда в кафе перед ней был ровесник, юноша младше ее на три месяца. А сегодня она видела аристократа со сдержанной походкой, который учтиво кивал придворным и больше слушал, склонив голову набок, чем говорил. Он изучал и присматривался, но будто бы не с интересом, а по необходимости. Джессика всю жизнь думала, что подобные люди никогда не привлекут ее, но это был Алек, и он ей нравился даже в образе холодного принца.
Алек то и дело посматривал на Джессику, когда она не видела, и понимал, что здесь, на приеме, ей неспокойно. Помпезность давила на нее и сковывала движения, но из упрямства или из принципа девушка поддерживала разговор. Правда, только с женщинами, мужчин она словно не замечала. Алеку вдруг захотелось подойти к ней и увести от всех этих людей. Спуститься с ней в парк, накрыть плащом и просто молча стоять рядом. И когда их глаза впервые за долгое время встретились, Алек не стал отводить взгляд.
***
У графа Мариендорфа был богатый жизненный опыт, а чин церемониймейстера обязывал внимательно следить за всем. Для такого человека никак не мог остаться незамеченным маленький спектакль двух актеров. Оба были неопытны. Принц держался увереннее, но вряд ли смог бы так на чужой территории. Девушка делала вид, что прием ей по душе, однако старому графу было абсолютно ясно, почему она еще не сбежала.
Такие спектакли не длятся долго, особенно если актерам по семнадцать, и граф снисходительно улыбнулся, когда принц Алек направился к гостье. Граф отошел в сторону. Он увидел достаточно. Какой бы спектакль теперь ни затеяли эти двое, в зрителях они точно не нуждались.
Название: Коты стыда не ведают
Автор: WTF LoGH AU 2016
Бета: WTF LoGH AU 2016
Размер: мини, 1017 слов
Пейринг/Персонажи: Оскар фон Ройенталь/Адальберт фон Фаренхайт
Категория: слэш
Жанр: флафф
Рейтинг: PG-13
Предупреждения: AU, OOC
Примечание: Фаренхайт был спасен с корабля, довольно успешно прошел реабилитацию, но на службу не вернулся.
Размещение: запрещено без разрешения автора»
Для голосования: #. WTF LoGH AU 2016 - "Коты стыда не ведают"
Миттермайер укоризненно посмотрел на друга, потом пальцем подманил официанта и выдал ему уже две бумажки с адресами и номером такси. Приятно быть постоянным клиентом в баре с понятливым персоналом.
Дорога пролетела незаметно, хотя Вольф с трудом представлял, в какую часть города их привезла машина. Одна радость, что вариантов с домом быть не могло — адрес был написан на табличке так крупно, что даже в кондиции Вольф смог его разобрать. С подъездом просто повезло, а наличие лифта в четырехэтажном здании Вольф счел божественным промыслом.
Обычно для одноразовых встреч Оскар выбирал другие квартиры. Почти во всех были красивые винтовые лестницы, не иначе, чтобы романтично целоваться на ступенях. Вольф с Оскаром целоваться не собирался, а волочить тело на какой-то-там этаж без лифта было сущим проклятьем.
Обычно дверь распахивалась по звонку, Оскара принимали ласковые женские объятия, и дружеский долг можно было считать отданным. Главным было не оказаться тоже втянутым в недра любовного гнездышка.
На этот раз был ключ, чтобы открыть самому, и пустая квартира. Путь через прихожую обещал быть длинным, но таксист подождет, не впервой.
Преодолев бесконечный десяток шагов до гостиной, Вольф волевым усилием допер бесчувственного друга до дивана и сгрузил его там.
На лестнице послышались шаги, а потом приветственное:
— Ты уже дома?
Миттермайер обернулся, испытав огромное желание оказаться где-нибудь в другом месте. Адальберт фон Фаренхайт, стоявший в прихожей, выглядел не менее озадаченным.
— Добрый вечер, — Вольф старательно выговаривал слова, так как язык слушался плохо. — Прошу прощения, я туда его принес?
— Смотря куда он хотел попасть, — Адальберт поставил пакеты, которые все это время держал в руках, а потом, улыбнувшись, добавил. — Ключ же подошел?
— Да, — ответил Миттермайер и, похвалив себя за сообразительность, добавил: — Иначе бы дверь не открылась. Я пойду? — спросил он, будто это Фаренхайт был старшим по званию.
Хозяин квартиры кивнул, и Вольф с огромным удовольствием ушел домой, к родной и теплой жене.
— Ты злишься? — спросил Оскар, не открывая глаз.
— Ты вывалил ему ворох табличек с адресами?
Несмотря на суровость тона, Адальберт сел рядом и помог Оскару стянуть сначала ботинки, а потом китель.
— Только один, — улыбнувшись, Оскар тяжелым движением привлек Адальберта к себе.
Тот сначала упирался, но потом разулся и, смирившись с неизбежным, постарался устроиться рядом.
— А знаешь, почему один?
Вопрос был задан таким многозначительным тоном, что Фаренхайт не удержался от колкости.
— Спи и избавь меня от пьяных признаний.
— Нет, я тебе расскажу. Ты красивый, как женщина.
— Сомнительный комплимент для офицера, — Адальберт сделал попытку отодвинуться, но Оскар прижал его теснее и фыркнул на ухо.
— Очень красивый, — с нажимом повторил Оскар.
— Да, я понял. Увидев меня в гражданской одежде, ты на следующее утро уже проснулся в моей постели.
— И я до сих пор в ней, а все потому, что тебе можно доверять. Женщинам доверять нельзя. Они все— продажные твари. А тебе — можно.
Адальберт хотел было еще съязвить, но от тела, на котором он лежал, начало доноситься мелодичное посвистывание. Трезвым Ройенталь не храпел, а пьяного хотелось удавить или выкинуть из окна.
Выждав минуту для верности, Адальберт завозился, но слишком энергично.
— Не уходи, я люблю тебя, — отчетливо пробормотал Оскар и повернулся на бок, чтобы занимать меньше места.
Адальберт перестал шевелиться на некоторое время, а потом, убедившись, что Оскар заснул окончательно, встал и пошел разбирать покупки. Холодильник был пуст, Оскар пропадал неизвестно где, поэтому пришлось идти самому и вечером.
"Не уходи", — стараясь не шуршать пакетами, Адальберт закусил губу.
"Я люблю тебя".
Пьяным признаниям грош цена. Сколько их было в жизни этого горе-любовника? Десятки. А сколько еще будет? Когда ему надоест приходить в эту квартиру, помогать с готовкой и мытьем посуды? Однажды он взбрыкнет, сказав, что не собирается быть домработницей и драить полы, а на прислугу Адальберту жаль денег. Когда они разойдутся во взглядах на армию, войну, политику, музыку или кино? Адальберт любит читать по вечерам, Оскара все время тянет на прогулки. Адальберт терпеть не может рыбу — после нее пахнет вся квартира. Оскар в ресторанах заказывает только ее и каждый раз говорит, что домашняя кухня лучше.
Адальберт выпивает бокал вина в субботний ужин, Оскар допивает бутылку. Рано или поздно он уйдет, а Адальберт снова окажется один в квартире, со своей военной пенсией и выпиской из медкарты на десяток страниц. Не читал даже. Жить будет — и ладно.
— Я тебя тоже люблю, — прошептал Адальберт в окно. — Мне будет больно, когда ты уйдешь.
***
Выйдя на кухню, Оскар попытался причесать волосы рукой. Вышло плохо.
Адальберт сидел, отгородившись газетой, и пил кофе.
— Я вчера перебрал немного, извини, — натужно сказал Оскар и забрал у Адальберта газету. Она зашуршала, вызвав желание ее для верности сжечь.
— Я должен быть благодарен, чтоб ты выбрал именно мой дом для ночевки? — съязвил Фаренхайт и пододвинул Оскару его любимую чашку из толстой глины и с отломавшейся ручкой.
— Ты лучший человек на свете, — в теплый благодарный голос можно было завернуться, как в клетчатый плед.
Несколько минут они посидели в тишине, пока Оскар не спросил тихо:
— Я вчера много лишнего наговорил?
Адальберт смерил его взглядом и постарался не засмеяться в голос: Оскар походил на нашкодившего кота, а коты, как известно, стыда не ведают. То есть, он, конечно, признавал свою вину, но не так, чтобы в это можно было поверить.
— Ты сравнивал меня с женщинами, но сравнение хотя бы было в мою пользу.
Оскар задумался, переваривая новую информацию.
— Хочешь, на следующей неделе куда-нибудь сходим. Компанией. Возьмем Миттермайера, а то он даже не знает, что мы с тобой... что я живу тут.
Адальберт закашлялся и срочно сделал вид, что просто кофе попал не в то горло. Конечно, Миттермайер и не догадывается. Просто у Оскара есть ключ от этой квартиры, а так — никаких проблем.
— Миттермайер может удивиться столь необычному знакомству. И, пьяный, ты наверняка начнешь приставать. У тебя будут неприятности.
— Приставать к тебе я могу и прямо сейчас, а он поймет. Он не может не понять, — с нажимом закончил Оскар.
Допивая кофе, Адальберт подумал, что эти слова вполне могли сойти за признание. Как и его ответ: "Давай рискнем".
Название: Эксперименты
Автор: WTF LoGH AU 2016
Бета: WTF LoGH AU 2016
Размер: мини, 3493 слов
Пейринг/Персонажи: Фриц Йозеф Биттенфельд / Пауль фон Оберштайн
Категория: юст
Жанр: романс
Рейтинг: PG-13
Предупреждения: AU, OOC
Краткое содержание: Давным давно в немецких землях был основан фармакологический завод. Сейчас он разросся и перешел под управление молодого и амбициозного руководителя Райнхарда фон Лоэнграмма.
Примечание: автор вдохновлялся артом
Размещение: запрещено без разрешения автора»
Для голосования: #. WTF LoGH AU 2016 - "Эксперименты"
Фриц-Йозеф Биттенфельд устало потер глаза. Кондиционер опять вышел из строя, и в лаборатории была парилка.
Помянув техников тихим незлым словом, Биттенфельд наугад взял из коробки тестовый образец и лениво зафиксировал в журнале: "Проба двадцать четыре". Химические формулы можно доверить коллегам, но вкусовые свойства продукта Биттенфельд всегда проверял сам. Наверное, поэтому на рынке биологически-активных добавок ему часто сопутствовал успех. Быстрый напор — и захвачена очередная торговая сеть. Только питательные батончики “Новой Эры”. Только победа!
Нет, и до того, как юный фон Лоэнграмм стал председателем совета директоров и владельцем контрольного пакета акций, дела у концерна шли неплохо. Но — тут сдал торговую точку, там — целый город... не столь заметная потеря, когда их тысячи, а сотрудников десятки тысяч, но звоночек все равно неприятный.
Лоэнграмм пробился сам, показав блестящие результаты своего отдела. По крайней мере, официальная линия партии была такой: его сестра, любовница предыдущего владельца, совершенно ни при чем. В любом случае, Райнхард был талантливым руководителем и настоящим стратегом маркетинга. Поговаривали, что он хотел сидеть в лаборатории и заниматься наукой, а коммерческую часть переложить на плечи своего друга, Зигфрида Кирхайса, но тот погиб из-за несчастного случая на производстве.
Расследование установило преступную халатность, виновные были наказаны, но Зигфрида было уже не вернуть.
Направления у фармакологического концерна были самые разные. Оскар фон Ройенталь разрабатывал средства от интоксикаций. Коммерческий успех ему принес антипохмелин, а потом противоядиями самых разных свойств заинтересовались военные. Миттермайер занимался препаратами для беременных, Нейдхард Мюллер курировал иммуностимулирующую линейку, помощник Биттенфельда Адальберт фон Фаренхайт исследовал БАДы для улучшения кожи. Все занимались важными и полезными делами, кроме Пауля фон Оберштайна. Его интересовали вопросы вечной молодости, хотя он называл их регенерацией. Не косметические игрушки — ваши морщинки разгладятся за десять дней! — а настоящее полноценное омоложение.
Биттенфельд коллегу не любил за явное шарлатанство, влияние на Райнхарда и вечное оттягивание на себя резервных фондов.
Поняв, что у текущего образца вкус картона, Биттенфельд сладко потянулся и со злостью захлопнул журнал: уже вечер, пора домой. Жаль только, что дома никто не ждет. А что делать, если болен любимой работой и всегда сидишь допоздна?
Нет, Биттенфельд был не дурак выпить и погулять. Корпоративы в его отделе считались одними из самых забористых и трудновспоминаемых. Они гуляли так же, как выпускали на рынок новый товар: широко и от души. Биттенфельд всегда считал, что если леди Фортуна машет у тебя перед носом своим нижним бельем, то медлить нельзя.
Тигр, смотревший на Биттенфельда с плаката на стене, сочувственно кивнул головой.
Выходя из коридора, Фриц-Йозеф решил, что не будет ничего страшного, если он пройдется мимо лаборатории Вечной Жизни. Все равно освещение там было включено, а дверь в бокс — не заперта. Ломиться без пропуска Биттенфельд, конечно, не стал бы, если бы не обыкновенное человеческое любопытство. Ну что можно так долго делать, если всем твоим исследованиям грош цена?
Конечно, Оберштайн был одним из самых старых руководителей отделов. Ему осталось меньше всего времени на эксперименты.
Тихо рассмеявшись злой шутке, Биттенфельд заглянул в лабораторию.
Горелки исправно держали пламя, колбы послушно нагревались, жидкости в них фыркали, шипели и испускали пар. Что-то изредка трещало. Зрелище десятка соединенных колб, подвергающих исходный состав невозможным воздействиям, было величественным.
Оберштайн созерцал процесс с видом человека, у которого запись в журнале звучит как "эксперимент восемь тысяч девятьсот двадцать шестой".
Дальнейшее произошло слишком быстро: звук расколовшегося стекла, шипение смеси, загасившей горелку, а потом — столб пара и эхо от раскалывающихся склянок.
Оберштайн заслонил лицо рукой — он всегда работал без маски, — и начал заваливаться на пол.
Ворвавшись в кабинет, Биттенфельд успел подхватить его на руки и выскочить в коридор. Звук был такой, что еще немного — и от взрыва провалится пол. По зданию прошла дрожь, но тут же успокаивающим звоном сработала пожарная сигнализация. Биттенфельд со своей ношей выскочил на черную лестницу. За окном послышались сирены первых пожарных машин.
С трудом переведя дыхание, Биттенфельд опустил Оберштайна на пол и, обессиленный, сел рядом.
— Вы неплохо выглядите, — заметил Оберштайн, и впервые на его лице можно было прочитать интерес к скромному начальнику отдела в лице Биттенфельда.
— Вы тоже, — рявкнул тот в ответ и обомлел.
Оберштайн стал моложе, значительно моложе. Он выглядел лет на двадцать, если не меньше. С ужасом ощупав свое лицо, Биттенфельд встал и подошел к зеркалу на стене. Он тоже помолодел, но не больше, чем года на три. Произошедшее было магией, но Фриц-Йозеф решил, что сейчас не время для самокопания.
— Теперь надо восстановить последовательность событий. Надеюсь, при тушении пожара записи не сильно пострадают.
Оберштайн, покачиваясь, встал и нетвердым шагом отправился обратно по лестнице в сторону своего кабинета. Биттенфельд поймал его за руку.
— Не смейте.
— Вы не понимаете, Биттенфельд, — Оберштайн говорил с такой мягкой интонацией, будто Фриц-Йозеф был умственно отсталым. — Важно не омоложение. Важно оздоровление. Мы возвращаем клеткам не только молодость, но здоровье. Это лекарство от всех болезней. Сейчас прекрасная возможность по горячим следам восстановить события. Я предвижу результат.
— Я вижу, что надо показаться врачу. Особенно вам.
— У этого средства нет мгновенных побочных эффектов, которые заслуживали бы внимания. Я не собираюсь объяснять дежурному врачу всю историю моей работы, начиная с сотворения мира, тратя драгоценное время.
— Идите куда хотите, раз помните все от сотворения мира, — рявкнул Биттенфельд, взъяренный такой отповедью. — Я иду спать. Завтра все планы будут сорваны и придется весь день писать объяснительные.
— Хорошо, вызовите мне машину, — смилостивился Оберштайн, и Фриц-Йозеф понял, что прошло не более пятнадцати минут с момента взрыва, а он уже пожалел о своем человеколюбивом решении.
***
Повторить путь до подъезда, но уже пешком, было просто. Жили они, как оказалось, рядом. Не встречались наверняка потому, что Оберштайн приходил на работу раньше, а уходил позже.
Выругавшись на запрет ночной продажи алкоголя, Фриц-Йозеф купил сувенирную зажигалку, к которой в подарок прилагалась бутылка вина. Ценник был высоковат как для бутылки, так и для зажигалки, которую теперь было непонятно куда девать. При старом директоре курить в НИИ запрещалось, при Райнхарде поднимать этот вопрос никто не рисковал.
Быстро найдя в списке жильцов нужную квартиру, Фриц-Йозеф поднялся на третий этаж и замялся. Сиюминутный порыв выпить с товарищем по несчастью существенно ослабевает, когда перед тобой закрытая дверь. Решив, что долго раздумывать нельзя, а лучшая защита — это нападение, Фриц-Йозеф позвонил.
Открыли быстро.
Оберштайн стоял на пороге и смотрел так пристально, что у Биттенфельда зачесалась переносица, но первая неловкость прошла, как только Оберштайн поправил спадающую пижаму. Ушастая мышь-канатоходец, балансирующая на одноколесном велосипеде, недовольно дернула хвостом и тут же снова сползла на бок, норовя оголить ключицы и плечо. Пижама была Оберштайну велика размера на два, а то и на три.
Вместе с личиком двадцатилетнего юноши зрелище было довольно неприличным.
— Можно? — прокашлявшись, спросил Биттенфельд.
— Нет, — отрезал Оберштайн, поэтому пришлось его немного потеснить, чтобы попасть в квартиру.
— Я решил, что вам вино не продадут, а за чудесное спасение надо выпить, — миролюбиво махнул бутылкой Биттенфельд и направился туда, где по его мнению должна была быть кухня.
Добравшись до цели, Фриц-Йозеф включил свет и покраснел. Вряд ли Оберштайн стал бы размещать огромную двуспальную кровать прямо посреди кухни, поэтому, с определенной долей вероятности, Фриц Йозеф прицельно угодил в спальню.
Больше всего воображение потряс тяжелый балдахин, отгораживающий постель от всего остального мира. Теоретически, Биттенфельд мог представить, что Оберштайн поставит этого монстра на кухне, но холодильника рядом не было.
Обернувшись, Биттенфельд понял, что продолжает краснеть — Оберштайн стоял у него за спиной и наблюдал за реакцией.
— Я не имел в виду сразу сюда, — промямлил Фриц-Йозеф, разом растеряв весь пыл. Даже молоденьким Оберштайн умудрялся смотреть, вынимая душу.
— То есть, цель вашего визита — потом направиться сюда? — поинтересовался Оберштайн, выразительно подчеркнув слово “потом”, но, не дождавшись ответа, развернулся и ушел, поправляя на ходу сваливающуюся пижаму. Биттенфельд побрел за ним, надеясь, что его приведут к холодильнику и штопору.
Если бы они с Оберштайном общались чуть больше, Биттенфельд уже точно предложил бы либо снять раздражающий хозяина квартиры пижамный верх, либо хоть переодеться.
Поежившись от непривычных мыслей, Биттенфельд решил взять себя в руки.
Перед ним шел не юноша с худой спиной и беззащитной шеей, а тот самый Пауль фон Оберштайн, который Биттенфельда едва терпел, а при редких встречах на совещаниях цедил слова так, будто каждый раз удивлялся, что Биттенфельд — такой же начальник отдела, как и он сам.
Пауль едва пригубил вино и больше молчал, не поддерживая разговор. Биттенфельду хотелось немного выговориться, обсудить взрыв и последующие изменения вместе с другим таким же очевидцем, но диалога не получилось. Оберштайн больше не выставлял его вон, но и вопросов не задавал, и вообще никак не реагировал.
Только один раз, когда Биттенфельд зло пошутил на тему, что с такой смазливой внешностью Райнхард перестанет воспринимать его всерьез. Оберштайн стиснул бокал, сделал большой глоток и через минуту, не меньше, смог расслабить плечи.
Биттенфельду стало неудобно — он-то скинул пару лет, а Оберштайн помолодел почти на полжизни. Для него это может быть не такой уж и приятный подарок судьбы.
Смутившись, Биттенфельд понял, что снова краснеет. Оставалось надеяться, что просто немного порозовели скулы. Можно списать на вино.
Встав из-за стола, Фриц-Йозеф ополоснул свой бокал и поставил его в сушилку. Потом... потом… хорошо, что успел вовремя остановиться. Просто когда запускаешь руку в волосы другого так, чтобы обхватить лицо, единственно правильное — поцеловать. Биттенфельд вовремя отпрыгнул и, не попрощавшись, выскочил на лестницу.
В собственной постели его ждали тяжелые ватные сны, в которых Оберштайн продолжал молодеть, пока не превращался в младенца, или, оставшись вечным двадцатилетним юношей, перебирал свой гардероб. Все вещи на нем казались будто с чужого плеча, а в белой сорочке, которую многие из них надевали под форменные черные халаты, Фриц-Йозеф без труда распознал свою.
***
Сначала Биттенфельд пытался тешить себя самообманом, но потом принял волевое решение посмотреть правде в глаза. Вспыхнувшее чувство можно было бы назвать влюбленностью, и Фриц-Йозеф даже понимал ее причины. Ему нравилось смотреть на метаморфозу. Оберштайн, который всегда был старше, умнее, значимей, превратился в желторотика. Конечно, изменение было только внешним. Остались привычки, тон, выбор фраз, но верить в это было сложно: подумаешь, парнишка пытается казаться старше своих лет.
Биттенфельд получал какое-то извращенное удовольствие от ощущения, что теперь — наконец-то! — он стал старшим, главным, ответственным. Или если не стал, то мог бы стать. Случай подарил ему шанс познакомиться с Оберштайном заново.
Биттенфельд не допускал в голос покровительственные нотки, просто мелочно хотел повторения истории, чтобы Оберштайна снова можно было бы взять на руки и куда-нибудь отнести. Потягивая в баре пиво или ворочаясь в постели, Биттенфельд предавался вполне невинным фантазиям, которые одолевали его еще в туманной юности. Вот идет объект воздыханий, — правда, в юности это чаще была девушка, но, повзрослев, Фриц-Йозеф старался мыслить широко, не зацикливаясь на мелочах. Девушка вечером возвращается домой по пустынной и темной улице. Вот из переулка появляется шпана, разбивает фонарь и… раскидав их всех, Фриц-Йозеф спасает предмет своего обожания и уводит в уютное и безопасное гнездышко.
Когда речь шла о таких снах даже с изрядно помолодевшим Оберштайном, фантазия начинала буксовать. Например, он бывал совершенно не рад спасению, или начинал отчитывать за неэффективное расходование ресурсов и, конечно же, отказывался падать своему герою в объятия.
Решив, что в играх разума все разрешено, Биттенфельд отодвигал время своего появления, чтобы Оберштайну успели нанести легкие, но повреждения. Тогда он начинал сопротивляться менее активно и не ругал спасителя.
Что с трофеем делать дальше, Биттенфельд так и не придумал, надеясь, что в реальности сообразит, что к чему.
Держать эмоции в себе с каждым днем оказывалось все сложнее. Биттенфельд не по делу раздражался, иногда опускаясь до обыденного шпионажа.
Оберштайн выглядел измотанным до полусмерти. В первый день после взрыва Биттенфельд видел, как тот собирается идти к Райнхарду на прием. Может быть, именно тогда в Фрице-Йозефе зародилось это нездоровое чувство. Оберштайн — человек, добившийся выдающихся результатов, пусть случайно, но совершивший сенсационное открытие, — выглядел потерянным. Он крутил в пальцах ручку, что выдавало волнение. Конечно, не часто молодеешь на полжизни за несколько часов, а теперь еще предстоит тяжелый и сложный разговор. Случайный результат нельзя пустить в промышленный запуск. Райнхард потребует устойчивого процесса, а сможет ли Оберштайн его наладить?..
На общем собрании были заслушаны результаты, прозвучала поощряющая речь и заверение в скорой победе. Судя по синякам под глазами виновника переполоха, до воспроизведения процесса было далеко. Тем более что оценить эффект было сложно. Косметические изменения были видны невооруженным глазом, но оказалось, что Оберштайн довольно халатно относился к своему здоровью, и медицинской карты, по которой можно было бы легко сравнить состояние — не было. Врожденный дефект зрения, из-за которого Оберштайн носил толстые жесткие линзы, делающие его взгляд неестественным, никуда не делся, а на прочие внутренние органы Оберштайн не жаловался никогда. У него даже не было переломов!
Большинство начальников отделов решили считать, что был достигнут только косметический эффект, который в случае успеха может принести корпорации миллиарды.
Оберштайн молчал и переселился жить в лабораторию.
Потом Биттенфельду стало не до него. Сначала Фаренхайт уехал за границу. Уволившись, естественно. Произошедшее было настоящей трагедией. Биттенфельд винил себя, злился и с каждым днем все больше и больше осознавал, насколько ему важен был Адальберт. Нет, не как блистательный ученый, а как коллега, как друг.
Еще через несколько месяцев Ройенталь, поставленный главой Хайнессенского филиала — крупнейшего в корпорации, — попытался увести клиентскую базу и через рейдерский захват организовать отдельное юридическое лицо. Его подставили свои же, и Оскар ушел из бизнеса.
Потом оказалось, что фон Лоэнграмм болен. Судьба — жестокая штука. Всю жизнь проработав на медицину, Райнхард оказался бессилен победить собственную болезнь.
Фрицу-Йозефу казалось, что все потеряно. Он мог до полуночи слоняться по коридорам института и работу выполнял без огонька. Не удавалось придумать ничего нового, да и зачем, если Райнхард скоро оставит пост. Долго ли продержится корпорация без талантливого руководителя?
Все взгляды обратились на Оберштайна, временно исполняющего обязанности главы филиала, но чуда вновь не произошло.
***
Крыло, в котором царствовал Оберштайн, отремонтировали. Все так же — ряды пробирок, автоклавы, холодильники и просто плитки.
Оберштайн, наконец передав Хайнессенский филиал в добрые руки, теперь тоже задерживался допоздна.
— Добрый вечер, — вежливо поздоровался Фриц-Йозеф, понимая, что выдал свое присутствие, и Оберштайн его выставит за дверь.
— Что вам надо? — грубо ответил тот и устало потер глаз.
— Побыть здесь, — робко протянул Биттенфельд, переступив с ноги на ногу. С него мигом слетела вся бравада.
— Мне надо работать. У меня нет времени, чтобы развлекать вас.
— А если я принесу удачу? — Биттенфельд широко улыбнулся. — Я смогу остаться?
— Нет, — Оберштайн был непреклонен, поэтому Фрицу-Йозефу пришлось протиснуться между ним и открытой дверью и устремиться прямо к бесконечному столу.
— Я такой же ученый, как и вы. Я прекрасно знаю, что можно трогать, а что нет.
Оберштайн не пошел следом, а Биттенфельду не надо было оборачиваться, чтобы представить, как тот выглядит сейчас. Его форменную одежду, больше похожую на китель военного ведомства, чем на медицинский халат, быстро перешили. Она не казалась сидящей с чужого плеча, как та пижама. Закрыв глаза, Фриц-Йозеф насладился воспоминанием и получил не меньшее удовольствие от контраста впечатлений.
Оберштайна в пижаме с мышью хотелось затащить на колени, обнимать и греть. Этот почти-разносчик-газет по возрасту держался холодно, отстраненно и с таким достоинством, что вызывал уважение. Впрочем, этому чувству было более подходящее слово — желание. Биттенфельд был бы не против выполнять приказания такого Оберштайна в постели, но только в ней.
Забавно, но Оберштайн, который должен был бы в своем отделе чувствовать себя непобедимым, так и не выставил непрошеного гостя. Отчасти, Биттенфельд даже догадывался почему. На Оберштайна возлагались колоссальные надежды и колоссальная же ответственность.
Все же сам для себя Биттенфельд не мог решить, была бы такая потенциальная вечная молодость для него благом или горем.
Только нормы морали у каждого свои, и в отношении каждого — тоже свои. Фриц-Йозеф бы не отказался просто вылечить Райнхарда, а потом пусть эта лаборатория сгорит со всеми сотрудниками — Биттенфельду будет все равно.
Они так и стояли рядом, поэтому именно Фриц сделал шаг вперед.
— У тебя все получится, верь мне, — объятие получилось неловким. Кажется, Биттенфельд совсем одичал и отвык прикасаться к людям. Оберштайн не сделал и жеста навстречу. — Все получится, слышишь? Я понимаю, наверняка очень сложно тащить все на себе, но ты справишься и придумаешь что-нибудь разэдакое.
Биттенфельд сам не знал, что на него нашло. Скорее всего, из-за юной внешности и общей худобы Оберштайн вдруг стал казаться ниже, и Биттенфельд попался в ловушку. Ему нравилось чувствовать себя большим рядом с партнером. Эдаким тигром-охранником. А тут еще и оказалось, что удобно целовать. Ведь лучше поцеловать и получить по морде, чем даже не попробовать.
По морде он все же получил. Сначала ему показалось, что Оберштайн ответил на поцелуй, а потом, одумавшись, оттолкнул.
Фриц-Йозеф, не удержав равновесия, отшатнулся и задел одну из пробирок.
Хлопок был тихим. В этот раз обошлось без взрывов, но по трубке, прямо в сторону подопытных крыс, пополз белесый дымок.
Оберштайн тут же заинтересовался происходящим, полностью забыв и о госте, и о поцелуе. Наверное, и к лучшему. Фриц Йозеф несколько минут постоял в углу, ожидая, что разразится гроза, и Оберштайн отчитает его как минимум за попытку сорвать эксперимент, а в худшем случае — за попытку изнасилования, но тот полностью переключился на новую задачу.
Тихонько притворив за собой дверь, Биттенфельд вышел. Если ему сильно повезет, то он сможет найти место по продаже зажигалок и получит в подарок бутылку чего-нибудь покрепче.
***
У Фрица-Йозефа была заготовлена целая речь.
“Я тоже часть вашего успеха, не находите? Я понимаю, что возможность воздействовать точечно, возвращая клетки в состояние до изменения, принадлежит вам, но ведь без меня вы бы не достигли воспроизведения процесса”.
Нет, Биттенфельд не претендовал ни на лавры победителя, ни на премиальные. Оберштайн и так, возможно, громко скрипя зубами, вписал его в отчет. Теперь родина одного рыжего специалиста по БАДам точно не забудет.
Биттенфельду хотелось другого. Ему хотелось разделить с кем-то ощущение победы. С кем-то, кто точно знает, как все было на самом деле.
Понятно, что Оберштайн никогда не был душой компании, но он не переломится провести с Фрицем-Йозефом один вечер.
Умеренное самолюбование легко сменилось меланхолией. Фриц-Йозеф не раз и не два думал, что он сделал бы на месте Ройенталя. И не стоит ли ему просто удалиться на покой, оставив отдел на кого-нибудь более молодого. Более наглых найти было сложно.
И было второе ощущение, больше похожее на предвидение. Если лекарство не поможет, если Райнхард не выздоровеет, то Оберштайн уйдет следом.
Биттенфельд не знал, стоит ли его останавливать в таком случае, но и расстаться, не поговорив, казалось неправильным. Ведь приезжать потом будет уже поздно.
Алкоголь — лучший друг задушевных бесед. Для встречи Биттенфельд выбрал виски — настоящий мужской напиток.
На звонок никто не ответил, но ручка легко поддалась, когда раздраженный Фриц дернул ее. Оберштайна он нашел почти сразу. Снова вместо кухни Биттенфельд попал в спальню и увидел его там, лежащим на кровати.
Похоже, что он, не раздеваясь упал на кровать и тут же заснул, позабыв запереть дверь.
Биттенфельд осторожно сдвинул балдахин и, сев на самый краешек, отвинтил пробку.
“Прозит”.
Пить виски из горла неудобно, но что поделаешь.
Оберштайн зашевелился, пытаясь устроиться поудобнее, и Биттенфельду стало его жаль.
Сначала он честно хотел просто помочь ему раздеться — опыт по укладыванию спать мертвецки-пьяных друзей у Фрица-Йозефа был, — но эксперимент провалился.
Оберштайн, сейчас не просто помолодевший, но еще и беззащитно спящий, оказался слишком притягательным. Винить алкоголь Биттенфельд бы не стал. Он слишком давно пытался ухаживать, чтобы упустить такой случай. Да, попытки были нелепыми, и наверняка Пауль, погруженный в исследование, их просто не замечал, но Фрицу-то что было делать? Вариант «вломиться в постель к спящему» был все же более цивилизованным, чем стукнуть по голове, взвалить на плечо и утащить в пещеру для единоличного владения.
То, что Оберштайн проснулся, Фриц-Йозеф заметил не сразу — слишком увлекся изучением. Пришлось отпрянуть и быстро скатиться с кровати.
— Биттенфельд, — Оберштайн сел на кровати, подтянув колени к груди и укрывшись одеялом по самую шею. Голос звучал как-то обреченно. — Зачем вы это сделали?
— Вы выглядели усталым. Я решил вам помочь… — Биттенфельд запнулся и посмотрел на Оберштайна, надеясь, что он сам придумает верный ответ, но тот молчал. — Я не думал, что так получится. Просто хотел помочь раздеться, чтобы вы отдохнули.
— Зачем вы вообще пришли сегодня?
Настал черед Биттенфельда прятаться под одеяло. Жаль, что это было невозможно. Даже мерить шагами комнату было бы неправильным. Тогда под немигающим взглядом Фриц-Йозеф быстро разъярится и наговорит грубостей.
— У вас не очень-то много друзей на работе, я прав? — у Биттенфельда вдруг пересохло во рту, он решил приложиться к бутылке и закашлялся после первого же глотка.
— Поразительная наблюдательность, — бесцветно обронил Пауль.
— Я просто хотел сказать, что сейчас всем тяжело. И что даже если не получится спасти… вы понимаете… Райнхарда. То все равно — не увольняйтесь, хорошо? Вам еще много надо сделать.
Собственное косноязычие раздражало, но Биттенфельд ничего не мог с этим поделать. Оберштайн смерил его взглядом, как если бы у него на пятницу был запланирован прыжок с крыши, а внезапный визит коллеги спутал ему все карты.
— Я меньше всего нуждаюсь в вашей опеке, Биттенфельд, — Оберштайн лег головой на подушку, как ни в чем не бывало, и добавил: — Убирайтесь вон. Только бутылку оставьте.
Усмехнувшись, Биттенфельд поставил виски на прикроватный столик. Оберштайн, похоже, заснул мгновенно, так как глаза его уже были закрыты, а дыхание стало ровным и спокойным. Наклонившись, Биттенфельд легко поцеловал его. Оберштайн невнятно повторил: “Убирайтесь”, — и повернулся на другой бок.
Ничего. Биттенфельд будет в меру терпеливым, а Райнхард обязательно поправится. Если для этого надо будет еще раз устроить катастрофу в лаборатории, так Биттенфельд всегда будет к услугам коллеги. А еще лучше — не только в лаборатории.
Насвистывая веселый мотивчик, Биттенфельд пошел по ночному городу в сторону дома. Настроение зашкаливало на отметке “отлично”.
@темы: Шоб було!, Честно спёртое, ЛоГГонутое, фанпродакшн