[najdy_esli_smojesh]

16.02.2014 в 00:01

Пишет  WTF LoGH 2014:

WTF LoGH 2014. Тексты R – NC-21. Часть 5

Название: К-9 Автор: WTF LoGH 2014 Бета: WTF LoGH 2014 Размер: ~7000 слов Пейринг/Персонажи: Двойная Звезда, массовка Категория: слэш, гет Жанр: AU, юмор, трэш, хёрт/комфорт, сказка Рейтинг: R Предупреждения: присутствует волшебство, кровь и запрещённые приёмы в драке. В тексте используются цитаты из «Илиады» Гомера в переводе Н. Гнедича. Краткое содержание: как Ройенталь однажды предпринял попытку переспать с самой настоящей ведьмой и что из этого вышло. Размещение: запрещено без разрешения автора Для голосования: #. WTF LoGH 2014 - работа "К-9" Вечер плавно перетекал в ночь и грозился растянуться за полночь. На покрытом сукном столе сверкал серебряными узорами канделябр на пять свечей. Свечи уже порядком оплыли и уронили несколько капель парафина на серебряную подставку. Конечно, в доме не было проблем с освещением, электричество не отключалось и никаких других катаклизмов не происходило. Просто двум гросс-адмиралам нравился мягкий свет и тепло живого пламени. Надо сказать, что неискушённой противопожарной сигнализации всё это нравилось не в пример меньше. Канделябр принёс Ройенталь, утверждавший, что играть в карты без подсвечника, по меньшей мере, неспортивно. Чем, спрашивается, бить шулера, если под рукой нет канделябра? Не табуретом же. Миттермайер не возражал. В неровном свете пламени было что-то умиротворяющее, тепло, напоминающее о покинутом доме. Оскар явился с повинной примерно неделю назад. Большая часть адмиралитета тогда ещё ютилась в люксах одного из феззанских отелей: спешно переброшенный в будущую столицу генштаб пока не успел позаботиться о достойных квартирах. Миттермайер не был исключением. В общем-то, исключений совсем не было, если не считать самого Ройенталя, который сразу же по прибытии нашёл дом в пригороде. И на то у него были веские основания. Но в тот день — вернее, в ту ночь, поскольку сутки к тому времени уже близились к концу, — Вольфганг неожиданно обнаружил друга на пороге своего номера. — Я это сделал, — сообщил Ройенталь в ответ на его вопросительный взгляд. И Миттермайер мгновенно понял, о чём, вернее, о ком идёт речь. — Дал ей денег и выгнал? — осторожно уточнил он. Ответом ему послужил утвердительный кивок. — Вроде того. — Э-э... Молодец, — растерянно проговорил Вольф, не зная, что тут будет уместнее — поздравление или сочувствие. Но расстроенным Оскар не выглядел. — Значит, всё, конец этой игре? Ройенталь снова кивнул и, помедлив, неуверенно поинтересовался: — Можно... я у тебя переночую? Миттермайер вопросительно поднял бровь. Оскар вздохнул и пояснил: — Не мог же я действительно выкинуть её на улицу... — Короче говоря, девица фон Кольрауш в дополнение к деньгам получила ещё и недвижимость в пригороде. Беженец кивнул в третий раз. — Всё ясно, — констатировал Миттермайер. — Ладно, ты будешь спать у стенки. А то кровать узкая, а я каждый раз пугаюсь, если ты во сне падаешь на пол. По большому счёту, особняк на Феззане был не такой уж высокой ценой за вновь обретённый Ройенталем рассудок. Вольф с удовольствием купил бы ещё один такой же на свои собственные средства, лишь бы друг перестал каждое утро рисковать проснуться в Вальгалле с кинжалом в груди. Кровать действительно была узковата, и, проснувшись поутру, Вольфганг обнаружил, что друг спит практически на нём, используя не то в качестве грелки, не то по образу и подобию плюшевого мишки. Не без труда спихнув с себя тяжёлое сонное тело, Миттермайер заметил у него на спине глубокие царапины, явно оставленные чьими-то острыми коготками. В тот день они оба пришли к выводу, что кровать в люксе слишком узкая, матрас слишком мягкий, в ванной есть джакузи, но нет душевой кабинки, а в мини-бар влезают лишь гомеопатические объёмы алкоголя — словом, номер не приспособлен для жизни нормальных людей. Решено было снять дом или квартиру на двоих, и уже к вечеру адъютант Миттермайера Армсдорф по заданию командира нашёл подходящий домик в тихом месте и одновременно с этим — в шаговой доступности от центра. Адмиралы перебрались туда. Теперь никакие досадные мелочи не мешали жизни и труду, и в душе можно было при желании поместиться вдвоём, и подвыпивший Биттенфельд вечером не пытался вломиться в гости под тем предлогом, что он просто мимо проходил. По вечерам они играли в карты и пили вино, но не более — почему-то каждый раз было просто не до того. Поэтому, когда к концу недели Ройенталь ударился в двухдневный загул, Вольф не возражал. Погуляет и успокоится, рассудил он, глядя, как друг усаживает в служебную машину какую-то рыжеволосую красотку. Тем больше было удивление Миттермайера, когда уже вечером того же дня Оскар вернулся домой, и не просто так, а с бутылкой вина и антикварным канделябром. Подсвечник в данном случае, несомненно, являл собой символ извинения. Это Вольфа не удивило, а вот явно подавленный вид друга и его несвоевременное возвращение ему не очень-то понравились. Задавать вопросы с порога он, впрочем, не стал, и вместо этого предложил использовать канделябр по назначению. Только когда было сыграно две партии и показалось дно первой бутылки вина, Миттермайер осторожно поинтересовался, что случилось. — Ты не поверишь, — усмехнулся Ройенталь, красиво переливая карточную колоду из одной руки в другую. — Она тебя послала? — Можно и так сказать. Оскар закончил тасовать колоду и с неожиданной серьёзностью добавил: — Думаю, она ведьма. — Кто-кто? — переспросил Миттермайер, не веря своим ушам. — Ведьма, — размеренно, не меняя интонации, повторил отвергнутый любовник. — К тому же рыжая... — Тебя послушать, так половина женщин — ведьмы. — В каком-то смысле да. Но, сдаётся мне, я ухитрился встретить настоящую. Вольфганг внимательно посмотрел на друга. Тот не выглядел особенно пьяным, пальцы, державшие колоду, не дрожали. — Оскар, ты не... — Я не спятил, — ухмыльнулся тот. — Подумаешь, ведьма. Слишком много чести будет. — Да почему ты зовёшь её ведьмой? — Потому что она меня прокляла. Могучим усилием воли Миттермайер удержал на месте отвисающую челюсть. Потом осторожно уточнил: — Насмерть? — Нет, конечно. По её словам, в полночь я превращусь в то, чем являюсь на самом деле. — Шутишь?.. Ройенталь поднял взгляд и неожиданно весело улыбнулся. — Шучу, конечно. Волк, неужели ты всерьёз решил, что я поверю в такую чушь? — От тебя всего можно ожидать... — пробормотал Миттермайер, но от сердца у него отлегло. Похоже, Оскар всё-таки не спятил и не допился до зелёных эльфов. — Давай подождём на всякий случай до полуночи. Если ты не превратишься в тыкву — значит, ведьм в природе не существует, так что и беспокоиться не о чем. Они закончили в половине второго ночи, когда уже давно опустела третья бутылка и совсем оплыли свечи в канделябре. Поднявшись из-за стола, Вольф критически оглядел Ройенталя, но не обнаружил в нём никаких конструктивных изменений. — И никакого тебе колдовства, — констатировал он. — Даже как-то обидно. Ты уж не сообщай своей ведьме, что тыква из тебя не получилась, а то она расстроится... Оскар выразительно хмыкнул, положил руку другу на плечо и увёл в спальню. Там они, едва раздевшись, свалились на кровать, которая, к счастью, была достаточно широка для обоих, и Миттермайер сразу же заснул как убитый. Поутру его разбудил солнечный свет, пробивавшийся между неплотно задёрнутыми занавесками. Морщась, Вольф нашарил на тумбочке часы — те бесстрастно показывали половину восьмого. — Отлично, чуть не проспали... — пробормотал он, пытаясь наугад пнуть дрыхнущее рядом тело. Не получилось. Пришлось обернуться и пошарить в складках одеяла рукой. Пальцы встретили что-то, разительно отличавшееся от гладкой шкурки Ройенталя, с которой с упорством, достойным лучшего применения, изводилась вся лишняя растительность. Что-то тёплое и мохнатое. Мохнатое? Вольфганг рывком сел на постели и ошалело уставился на вторую половину кровати. Там, вольготно раскинувшись поверх одеяла, спал, посапывая, бело-серый пёс. Белые лапы зарылись под одеяло, острая белая морда мирно покоилась на подушке. Оглядев это безобразие, Миттермайер присвистнул. Разбуженный этим звуком пёс поднял голову. На Вольфа уставились разноцветные глаза — правый карий, левый голубой — всё как положено, если бы только эти глаза не смотрели с украшенной чёрной маской собачьей морды. — Шутник фигов... — пробормотал Миттермайер. Взгляд заскользил по комнате в поисках подозрительной шторы или дверной щели, у которой мог бы притаиться Ройенталь, дожидаясь, когда друг оценит шутку. Однако исследование ничего не дало. — Оскар! — позвал Вольф в пространство. Никакой реакции. Только пёс странно заскулил и пополз к нему, жалобно заглядывая в глаза. — Так, Ройенталь, пошутили и хватит. Это уже не смешно! Тишина. Пёс ткнулся ему в ладонь мокрым носом, привлекая к себе внимание. — Ну давай, скажи, что вчерашняя ведьма и в самом деле превратила тебя в собаку, — фыркнул Миттермайер. К огромному его удивлению, пёс вдруг собрал лапы в кучу, уселся напротив и вполне отчётливо кивнул. — Э?.. Вольфганг протянул руку и пощупал острое собачье ухо. Ухо было настоящее. — Оскар?.. Пёс кивнул ещё раз. Миттермайеру стало не по себе. — То ли я спятил, — пробормотал он, — то ли это очень хорошо сыгранная шутка... Белая лапа легла ему на колено — жест, который Ройенталь неизменно повторял при каждом удобном случае. Вольфганг нервно сглотнул. Ситуация из абсурдной начинала становиться пугающей. — Слушай, если ты действительно не собака, а... Разноцветные глаза смотрели очень, очень внимательно. — Что я несу... Короче, Оскар, если ты действительно Оскар фон Ройенталь, то... — Миттермайер принялся лихорадочно соображать, чего никогда не сможет сделать настоящая собака. — Ну, тогда у тебя есть код допуска к зашифрованным каналам. Пёс утвердительно кивнул. Вольф спрыгнул с постели, цапнул со стола комм и поставил перед собакой. — Набери его. И как заворожённый смотрел, как пёс неловко тычет лапой в клавиши. Неудобно набирать номер, когда у тебя нет рук. Но в цифрах на экране не было ни единой ошибки. — Оскар... — почти жалобно прошептал Миттермайер. — Но это же невозможно! Так не бывает. Пёс только вздохнул в ответ. Вольф провёл рукой по густой серой шерсти, ощупал морду, лапы, невнятно загнутый пушистый хвост. — То есть, твоя ведьма, когда говорила, во что ты превратишься, имела в виду, что ты кобель? Оскар прижал уши, оскалился и тихо зарычал, демонстрируя внушительные зубы. — Ну-ну, не ругайся, — Миттермайер неловко потрепал его за ушами. — Мы что-нибудь придумаем... наверное. Найдём твою ведьму и заставим превратить тебя обратно. В ответ Ройенталь блаженно зажмурился. Едва ли он разделял оптимистичный настрой друга — больше похоже было, что ему просто нравилось, когда его чешут. После нескольких неудачных попыток хождения на задних лапах Оскар смирился и почесал в ванную вслед за Миттермайером, как все собаки, на четырёх костях. Там он ловко запрыгнул в ванну, поддел носом кран и принялся лакать потёкшую струёй холодную воду. Потом сунул туда же голову, с фырканьем отряхнулся и ускакал в спальню, оставляя за собой мокрые следы. — Радуешься, что бриться теперь не надо? — крикнул ему вслед Миттермайер. Пёс ждал его на кухне, печально созерцая холодильник. Судя по всему, дверцу ему открыть удалось, но это ни к чему не привело — с едой, как обычно бывает в доме, где нет женщины, опять случился коллапс. Проще говоря, её не было. В другое время Вольф решил бы проблему, просто заехав поутру в ресторан, но идти туда с собакой? — Ладно, переходим на резервные пайки, — констатировал Вольфганг, выуживая пакет с растворимой овсянкой. Оскар взвыл. Неподдельно взвыл, как только может выть собака, внешне довольно похожая на волка. «Ты вообще уверен, что собаки это едят?» — читалось на несчастной морде, когда Миттермайер поставил перед ним тарелку овсянки. Каша источала терпкий аромат полевой кухни. — Не знаю, как там собаки, — заключил Вольф, — но мне точно известно, что адмиралы это едят! И храбро сунул в рот ложку серой субстанции. Повисла пауза. — Ну, вообще, ты прав, — буркнул Миттермайер, отодвигая тарелку. — Лучше по дороге пару бургеров купим. Если бы Ройенталя превратили в кота, он не упустил бы случай закопать тарелку лапой. Но, по счастью, он был собакой, так что просто первым помчался к дверям. — Ага, и одеваться тебе теперь не нужно, — вздохнул Вольф, пристёгивая к кителю плащ. — Хорошо устроился, да? «Ага», — согласился Оскар, радостно помахивая хвостом. Миттермайер вдруг поймал себя на том, что, хотя его друг достаточно радикально сменил видовую принадлежность, они по-прежнему понимают друг друга. И ничуть не хуже, чем когда оба могли пользоваться членораздельной речью. То ли мимика собаки оказалась настолько выразительна, то ли Вольф уже привык понимать друга без слов... — Погоди! — спохватился он уже на улице, хотя Оскар никуда не убегал, а чинно шагал рядом по тротуару, как и полагается гросс-адмиралу флота. — Тебе же ошейник нужен... «Ты что, спятил? — упёрся в него вопросительный взгляд. Ройенталь даже остановился от полноты чувств. — Может быть, ещё предложишь мне поводок? И намордник?» — Оскар, это не моя эротическая фантазия, это правила! Крупная собака без ошейника в городе будет считаться бездомной и... Эй! Не ставь на меня лапы... руки... не знаю, что у тебя теперь... Оскар, убери с меня конечности! Ладно, ладно, я просто скажу, что ты со мной. Ругаясь, Миттермайер отряхнул пыльные следы с мундира. То ли ему почудилось, то ли на собачьей морде действительно мелькнула довольная ухмылка. Он наклонился и потрепал друга за ухом. Сложности начались с первых же шагов в городе. При попытке заглянуть в торговый центр, чтобы перехватить там с лотка пару хот-догов, командующего космофлотом Рейха самого перехватила самая обыкновенная охрана. Охранник, которому Вольф был от силы до плеча, если измерять в прыжке, загородил проход своей могучей фигурой. — С собаками вход воспрещён! — изрёк страж порядка. — А-а... Да? Правда? — удивился Миттермайер. — Извините, я не знал. Оскар, пойдём отсюда, нам не рады. Но уже у следующих дверей повторилась та же история. С собакой нельзя было войти в магазин, в кафе, в шикарный ресторан и в заплёванную пивную. Собак не пускали в банки и прочие учреждения. Апофеозом абсурда стал значок с перечёркнутым псом, вопреки всякой логике красующийся на дверях зоомагазина. — Ну дела... — протянул Вольф, первый раз в жизни столкнувшийся с такой проблемой. — Похоже, собаки в этом мире абсолютно бесправны. Он опустил взгляд на Ройенталя, усевшегося возле его ног. Тот выглядел мрачнее некуда. — А ведь ещё недавно на нашей половине обитаемой Галактики почти так же бесправны были некоторые люди, — продолжил рассуждения Миттермайер. — Интересно, их утешало то, что собакам приходится ещё хуже?.. Наверное, нет. В итоге он купил два гамбургера и кофе в уличном кафе. Туда собак пускали, правда, лишь по той простой причине, что «туда» было парой высоких столиков с барными табуретами, надёжно ввинченными в тротуар. «Я что, должен жрать с земли, как собака?» — вопрошал взгляд разноцветных глаз. Миттермайер растерянно пожал плечами. Об этом он не подумал. К счастью, ведьма, заколдовавшая незадачливого Ромео, превратила его не в комнатную собачку и не в охранного монстра под шестьдесят килограммов весом. Оскар легко запрыгнул на табурет, лишь слегка скользнув когтями задних лап по краю, и уселся с таким видом, словно так и было надо. Вольф молча водрузил перед ним стаканчик кофе и развёрнутый гамбургер, стараясь не обращать внимания на лицо человека за кассой, едва не уронившего челюсть. Впереди у них было самое сложное — визит в командный центр. Как представить там собаку и как объяснить испарение гросс-адмирала Ройенталя его подчинённым, Миттермайер пока не придумал. А время между тем не собиралось поворачивать вспять. Они оба и так проснулись достаточно поздно, а теперь ещё и убили полчаса на исследование ущемления собачьих прав хозяевами магазинов и предприятий общественного питания. Пора было отправляться успокаивать офицеров, пока те не объявили планетарную тревогу по случаю исчезновения двух гросс-адмиралов. Так и не решив, что соврать, Миттермайер отправился в путь, поманив за собой пса. Тот бодро спрыгнул с высокого табурета и нагнал друга хорошо поставленной рысью, которой, должно быть, далёкие предки вот таких собак тысячелетиями перепахивали терранские снега. Вольфганг тяжело вздохнул. Сказать правду было решительно невозможно: в лучшем случае ему не поверили бы и отправили в принудительный отпуск, списав бредовые высказывания на переутомление. В худшем — поверили бы, и тогда Ройенталь не пережил бы такого унижения. Миттермайеру почему-то вдруг в красках представилось, как его друга запихивают в клетку и передают в секретную лабораторию для опытов. Он содрогнулся. Нет, подобного никак нельзя было допустить! На пороге святая святых имперской армии дежурный офицер несмело дёрнулся вперёд, замер, вопросительно посмотрел на командующего космофлотом, на собаку и снова на командующего. — А... — выдавил он наконец. — Он со мной, — заявил Миттермайер и почувствовал что-то вроде гордости: всё-таки здесь он был хозяином, и его радовало, что хоть тут он может как-то решить проблему повсеместной дискриминации собак. — Считайте, что это служебный пёс. Военнообязанный. Дежурный кивнул и на всякий случай козырнул и Оскару тоже. И слегка побледнел, когда тот вдруг посмотрел на него, холодно кивнул в ответ и прошествовал мимо, гордо задрав нос. Вольфганг начал подозревать, что Ройенталя развлекает эффект, который его поведение производит на окружающих. За окружающими не пришлось далеко ходить — прямо навстречу на крейсерской скорости двигался Мюллер. Наслаждение его обществом не входило в планы Миттермайера, но пришлось остановиться и обменяться рукопожатием. Освобождённый от этой обязанности Оскар мгновенно уселся у ног друга, напустив на себя самый серьёзный вид. — А где?.. — вопросительно протянул Мюллер, указуя взглядом на то место рядом с Миттермайером, где по всем законами мироздания должен был располагаться Ройенталь. Правда, Ройенталь на этом месте действительно располагался, так что можно было считать, что мировое древо не спилили и змей себя пополам не перегрыз. Вот только Нейдхарт об этом, конечно, знать не мог. Он видел только пса, нервно подёргивающего серым ухом с чёрной каймой. Решение явилось само собой. — Тсс! — для пущей важности Вольфганг даже приложил палец к губам. — Он сегодня очень занят. — Занят? — повторил Мюллер с особым выражением. — У него сегодня встреча с одной, м-м-м, персоной. Очень важная, — Миттермайер подмигнул. — Наедине. — О! — сказал Нейдхарт, показывая, что всё понял. А также — что ещё до обеда об этом будет осведомлен весь командный центр, но Миттермайеру именно это и нужно было. Сплетни в коллективе имели очевидное полезное свойство: они избавляли от необходимости самому пересказывать всем и каждому некоторые подробности личной жизни. Якобы пребывающий на «очень важной встрече» Ройенталь тяжело вздохнул и прикрыл морду лапой. — Я смотрю, Оберштайн ввёл новую моду? — хмыкнул Мюллер, созерцая эту пантомиму. Лапа с морды переползла уже на ухо. — Нет! — поспешно открестился Вольфганг. — Это не мой! В смысле... Ну, я просто обещал за ним присмотреть. Пару дней. — Такой красавец! — искренне восхитился Нейдхарт, и от его дружеской улыбки в разноцветных собачьих глазах зажглась самая настоящая волчья жажда крови. — А как его зовут? Могучим усилием воли Миттермайер подавил нервный смех. — Оскар, — сообщил он. — Как ещё могут звать существо с такими очаровательными глазами? «И такими очаровательными зубами», — добавил он про себя, когда упомянутые зубы недвусмысленно оскалились. Мюллер, только что протянувший руку, чтобы погладить прелестное создание, поспешно её отдёрнул. — Он не кусается, — быстро сказал Вольф, бросая на пса испепеляющий взгляд. — Совсем не кусается, — повторил он с нажимом. — Просто делает вид. Оскар посмотрел на него с тоской. Только что морщившаяся верхняя губа действительно расслабилась, скрывая клыки. Миттермайер прекрасно знал, что рычать и скалиться друг может сколько угодно, однако натягивать пасть на всякую гадость однозначно сочтёт ниже своего достоинства. К счастью, Мюллеру вполне хватило одного раза, так что повторять опыт он счёл излишним. — Веди себя прилично! — выговаривал Вольфганг своему другу вполголоса, пока они шли по длинным коридорам дальше. — Воспитанные собаки, чтоб ты знал, не огрызаются на каждого, кто проявит к ним интерес. Воспитанные адмиралы, кстати, тоже... Что поделаешь, из тебя получился очень милый пёс. В смысле, в человеческом облике ты тоже ничего... Ну, то есть... Кхм. В общем, ты понял. Так вот, ничего удивительного, что кому-то хочется тебя погладить... — он сделал паузу и продолжил тоном философа, только что выбравшегося из бочки: — Люди странно устроены. Погладить симпатичного гросс-адмирала едва ли кто рискнёт, зато погладить симпатичного пса считается нормальным. Хотя если так подумать, при этом никто не спрашивает, хочет ли пёс, чтобы его гладили... Ты, например, хочешь? Оскар с готовностью завилял не до конца закрученным хвостом. Миттермайер покачал головой, наклонился и почесал его за ухом. — Предполагается, что только я имею право тебя гладить, да? «Совершенно верно», — недвусмысленно дал понять пёс, подставляя второе ухо. — Идём, — вздохнул Вольфганг. — Надо успокоить твоих подчинённых. Свита Ройенталя, впрочем, не успела всерьёз обеспокоиться участью своего начальства — прошлым вечером не один Миттермайер видел его с рыжей красоткой. Так что сообщение, что одна треть триумвирата ушла в загул — «Конечно, кайзер в курсе, разве может быть иначе?» — прошло спокойно. Только Бергенгрюн уже прицеливался трагически позаламывать руки, но быстро остыл, осознав, что повод слишком незначителен. Воодушевлённый этой удачей, Вольф свистнул другу, который прятался под лестницей — Ройенталь не рискнул показываться своим подчинённым в таком виде. — Сейчас всех разгоним и займёмся твоей, кхм, ведьмой, — бодро сообщил Вольф и широким шагом направился в своей кабинет. Серый пёс потрусил следом. На беду свою, в кабинете Миттермайера ожидал адмирал Байерляйн. В обычное время и в обычном виде Карл-Эдвард Байерляйн на дух не выносил Ройенталя, вечно подозревая его в самых чёрных замыслах. Предполагаемые замыслы в большинстве своём были настолько абсурдны, что у другого человека вызвали бы только смех. Но Байерляйн справедливо полагал, что лучше перебрать, чем недопить, тем более когда такой коварный человек постоянно находится рядом с его любимым начальством. Тот факт, что так называемая Двойная Звезда была вместе уже десять лет, он принимал во внимание лишь иногда, и каждый раз это принятие вызывало в нём очередной припадок ревности. Но теперь вместо коварного разноглазого демона подле Миттермайера стоял прелестный серый пёс с белыми лапами, пушистым хвостом, чёрной маской на морде и такой же каймой на треугольных ушках. Удар был чересчур силён. Рука Байерляйна, поднятая для приветствия, дрожала. — А можно, — он даже запнулся от избытка чувств, — можно его погладить?! Вольфганг опустил взгляд на обалдевшего от такого поворота событий Ройенталя. У того был такой вид, будто Байерляйн спросил, нельзя ли приговорить пса к смертной казни. Ну хоть чуть-чуть, самую капельку. — Попробуй, — разрешил он, сдерживая рвущийся наружу смех. Счастливый, словно ребёнок, Байерляйн присел на корточки и принялся чесать и гладить средоточие всего мирового зла. Миттермайер не выдержал и расплылся в улыбке. — Какой хороший! — восторженно сообщил адмирал. — А откуда он?.. — Да так, я вызвался за ним присмотреть пару дней... — пробормотал Вольфганг. Перед его мысленным взором встало лицо Байерляйна, узнавшего, кого он только что радостно тискал за все доступные места. Зрелище было поистине кошмарное, так что Миттермайер поспешил прогнать этот образ из своего воображения. Отпустив Байерляйна, которого пришлось чуть ли не силой отрывать от пса, Вольф уселся за стол. Ройенталь потихоньку подошёл и положил морду ему на колени. — Ты имя-фамилию своей ведьмы помнишь, Ромео? — поинтересовался Миттермайер. Пёс повёл ухом, отрицательно покачал головой и снова устроил морду на его коленях. — А номер? Это Оскар помнил. — Полагаю, просить тебя его продиктовать будет уже слишком, — констатировал Вольф и снял со стола комм. Определить личность владельца по номеру оказалось невозможно — он принадлежал одному из филиалов какого-то модельного агентства. Но на вызов «ведьма» ответила. Голос её Миттермайеру был незнаком, а экран остался чёрным — похоже, камеру чем-то закрыли. — Фройляйн, — сказал ей Вольф самым вежливым тоном, на который был способен, — поверьте, мы уже оценили силу вашего гнева. Пожалуйста, будьте так любезны, расколдуйте моего друга, он искренне раскаивается! — И не подумаю, — последовал ответ. По морде Оскара видно было, что он не только не раскаивается, но даже готов немедленно порвать на мелкие кусочки десяток ведьм — чтоб впредь неповадно было. — Фройляйн, прошу вас... — Он вернёт себе человеческий облик, когда найдётся женщина, которая согласится /К сожалению, ведьма выдвинула такое условие, которое мы не можем озвучить в тексте. Поэтому вместо него мы приведём здесь несколько строк из «Илиады» Гомера/ Гера владычица быстро всходила на Гаргар высокий, Иды горы на вершину: увидел ее громовержец, Только увидел, — и страсть обхватила могучую душу Тем же огнем, с каким насладился он первой любовью, Первым супружеским ложем, от милых родителей тайным. (Гомер, "Илиада") ! — заявила ведьма. И тотчас чёрный экран окрасился рябью помех. Потрясённый, Миттермайер повернулся к другу. — Что? — тупо переспросил он. — Ты должен... То есть она хочет, чтобы ты /Следующие слова Волка мало подходили для употребления где-то, кроме общества лиц, прошедших десантуру. Поэтому вместо них мы приведём ещё пару строк из Гомера/ Долго, любезные сердцу, объятий и брачного ложа Долго чуждаются боги: вражда им вселилася в души. (Гомер, "Илиада") будучи, э-э-э... кобелём? Судя по всему, Ройенталя такое заявление тоже повергло в ступор. Вольф, преодолев первое удивление, попытался его ободрить: — Ну, это же не приговор. В смысле, есть же, наверное, какие-нибудь клубы... Кружки этих, которые... Ну, ты понял. Мы обязательно найдём кого-нибудь! Уже к вечеру, ну самое позднее завтра утром, ты опять станешь человеком. Это же не дракона завалить и не выдрать три волоска из задницы великана... — он потянулся к комму. — Я прямо сейчас посажу Армсдорфа обзванивать все эти заведения... Хотя нет, его от такого задания удар хватит. Погоди, я сейчас сам... За своими поисками он отвлёкся и не заметил, как серый пёс потихоньку пересёк кабинет и выскользнул за дверь. * * * Мир потускнел, из него куда-то исчезли цвета и чёткость, но зато прибавилось звуков. А ещё больше прибавилось запахов. Они были повсюду, у всего вокруг появился теперь свой запах. В первое время это шокировало, но сейчас, когда Ройенталь уже освоился с новым восприятием, он нашёл в этом свою особенную прелесть. Да, люди теперь были на одно лицо, все улицы выглядели одинаково — но зато они по-разному пахли. Оскар был очень благодарен Миттермайеру за заботу и участие, но оставался твёрдо уверен, что никто не найдёт женщину лучше, чем сделает это он сам. Именно он тут был специалистом по женщинам. Таким образом, решение проблемы с заклятием незаметно стало вопросом личной чести. Он был убеждён, что справится. В первое мгновение оживлённая улица оглушила его. Ройенталь с минуту постоял в стороне, ожидая, пока его новое восприятие свыкнется с этим буйством. В нос лезли сотни запахов одновременно, и не все он мог определить точно — большая их часть была недоступна восприятию человека, и теперь всё это стало новинкой. Но уж женщину он по запаху найти мог. Мимо продефилировали стройные ноги на шпильках. Всё остальное, видимо, тоже было стройным, но разглядеть это Оскар не мог. Однако запах ему понравился, так что он увязался следом. Подбежав вплотную, он смог даже заглянуть под короткую юбку и, не обнаружив там белья, начал находить некоторую приятность в своём нынешнем облике. В общем-то, к женщинам он относился в большинстве своём как к предмету коллекционирования, не испытывая маниакальной тяги к заглядыванию под юбки. Однако возможность сделать это безнаказанно представлялась отличным развлечением. Девушка, заметив его живой интерес к её ногам, остановилась и погладила «милого пёсика». После чего, виновато всплеснув руками, скрылась за дверью какого-то банка. Секьюрити у дверей бросил на Ройенталя строгий взгляд, и тот поспешил убраться, помня, что собакам запрещено посещать банки. «И почему, спрашивается, нельзя? Может, я кредит хочу взять!» — отрешённо подумал он, проваливая из опасной зоны. Становилось очевидным, что закадрить девушку, будучи псом, куда сложнее, чем сделать это в своём обычном облике. Этакая своеобразная компенсация за возможность заглядывать под юбки. Безрезультатно поприставав ещё к нескольким девушкам — одна даже убежала с визгом, когда холодный мокрый нос ткнулся ей под коленку, — Ройенталь пришёл к выводу, что дело дрянь. То ли его представления о нравах феззанок мало соответствовали действительности, то ли любительницы кобелей по улицам просто так не ходили и с первым встречным /Поскольку мысли Ройенталя были чрезмерно пошлыми, вместо них мы предлагаем вам ещё один образец высокой поэзии/ Быстро ответствовал ей воздымающий тучи Кронион: "Гера супруга, идти к Океану и после ты можешь. Ныне почием с тобой и взаимной любви насладимся". (Гомер, "Илиада") были не готовы, но ясно было, что тактику надо менять. Решив отдохнуть, Ройенталь красивой рысью добежал до ближайшего сквера — как ни обидно, красивую рысь тоже ни одна женщина не оценила — и остановился у первой скамейки. Там, в пёстрой тени клёна, сидела девушка с рожком мороженого. Оскар вежливо сел подле скамейки. Девушка отвлеклась от мороженого и улыбнулась ему. Ройенталь немедленно положил морду ей на колени, ощутив при этом лёгкий укол совести — всё-таки доселе исключительное право на такое внимание принадлежало Миттермайеру. — Ты один, пёсик? — спросила девушка, почёсывая его за ушами. — А где твой хозяин? «Нет у меня никакого хозяина, у меня есть только кайзер», — подумал Ройенталь. Но озвучить это, он, конечно, не имел возможности, а если бы имел — то не стал бы. — И ошейника на тебе нет, — продолжила девушка изучение его шкуры. Оскар извернулся и лизнул её руку. И почему всем вокруг так важен был символ рабства на шее? — Ты потерялся, да? — продолжила фройляйн. — Думаешь, я тебя возьму? «Нет, думаю, это я тебя возьму, — мрачно подумал Ройенталь. — Когда ты на это согласишься». Как это выполнить технически, он пока не совсем понимал, но такие мелочи не могли его смутить. Решив, что события можно и форсировать, Оскар положил девушке на колени уже не только морду, а ещё и передние лапы. Выпрямился и неожиданно для себя сунулся носом в глубокое декольте. Девушка весело рассмеялась. «А сделай я такое в своём настоящем облике — отдубасила бы сумочкой, — мысленно пожалел себя Ромео-после-шести. — Ну что, фройляйн, вы всё ещё не желаете мне /Поскольку мысли Ройенталя... Ну, вы поняли, да?/ Так не любил я, пленясь лепокудрой царицей Деметрой, Самою Летою славной, ни даже тобою, о Гера! Ныне пылаю тобою, желания сладкого полный! (Гомер, "Илиада") ? Нет?..» Увы, вселенная сегодня не благоволила его любовным похождениям. Возле скамейки нарисовалась третья фигура, и мужской голос поинтересовался: — Что с тобой делает эта собака? — Ой, Макс! — радостно прощебетала девушка и вскочила, стряхнув с себя очень обиженного Ройенталя. Тот проводил парочку взглядом, полным смеси тоски и злости. Давно не получал он более яркого подтверждения своей уверенности в том, что все женщины только и ждут, чтобы им раскрыли сердце, чтобы немедленно вонзить в это сердце нож. Он тут, может, искренне... По всей видимости, следовало оставить в покое молодых женщин и взяться за старых дев, для которых собака — последний шанс в жизни. Эта мысль была так внезапна, что Оскар даже присел на газон, чтобы её как следует обдумать. Никогда раньше старые девы не интересовали его в таком качестве. Честно говоря, раньше они его вообще никак не интересовали. Он уже собирался бежать на поиски одинокой дамы слегка за сорок, как вдруг уловил запах. Этот запах никогда не встречался ему до этого, однако собачий инстинкт определил его безошибочно: здесь была течная сука. Озарение было внезапным. Ведь сука — в каком-то смысле тоже женщина! Решив, что эта ни за что не откажет, Ройенталь опустил нос к земле и рванул по следу. Сука, крупная лохматая овчарка, нашлась через пару улиц. Хозяева поблизости не угадывались. Будущая жертва наскоро обнюхалась с коварным обольстителем, взвизгнула и принялась скакать кругами. Ройенталь нагнал её в два прыжка — скорость здесь явно была его сильной стороной. Собственно, готовая /И вновь мы вынуждены это сделать/ "Страшный Кронион! какие ты речи, могучий, вещаешь? Здесь ты желаешь почить и объятий любви насладиться, Здесь, на Идейской вершине, где все открывается взорам? (Гомер, «Илиада») женщина была уже в непосредственной близости, однако в человека он пока не превратился. Оставалось лишь признать, что придётся всё же /И снова/ Что ж, и случиться то может, если какой из бессмертных Нас почивших увидит и всем населяющим небо Злобный расскажет? Тогда не посмею, восставшая с ложа, Я в олимпийский твой дом возвратиться: позорно мне будет! (Гомер, «Илиада») собаку, превосходящую его по росту раза в полтора. Оскар, верный своей привычке не отпускать женщину без ночи или хотя бы дня любви, немедленно /И ещё раз/ Гере быстро ответствовал туч воздыматель Кронион: "Гера супруга, ни бог, на меня положися, ни смертный Нас не увидит: такой над тобою кругом распростру я Облак златой; сквозь него не проглянет ни самое солнце, Коего острое око все проницает и видит". (Гомер, «Илиада») Сука завизжала. «Вот сука», — только и подумал он. Ройенталь чувствовал себя последним идиотом. В каком-то тёмном феззанском переулке он что есть силы /И ещё/ Рек - и в объятия сильные Зевс заключает супругу. Быстро под ними земля возрастила цветущие травы, Лотос росистый, шафран и цветы гиацинты густые, Гибкие, кои богов от земли высоко подымали. (Гомер, «Илиада») собачку, потому что ему за это обещали превращение обратно в человека! Докатился. Превращение, впрочем, совершаться не торопилось. У Оскара закралась мысль, что его надули. Или эта сука что, не женщина, что ли?! — Фу! Отвали от моей собаки, падаль! — услышал он краем уха, и почти тотчас по спине что-то ударило. А вот и хозяева появились... Не так-то просто бывает отцепиться от суки в самый неподходящий момент! Ройенталь поймал спиной ещё пару ударов поводком, прежде чем смог оторвать себя от собаки. Та извивалась и выла. Ему тоже очень хотелось извиваться и выть, но он счёл подобное ниже своего достоинства. Он вывернулся, перекатился через спину, вновь приземлился на лапы и собирался бежать. Чья-то рука попыталась схватить его за шкирку, но соскользнула по шерсти и вместо этого вцепилась в хвост. Этого Ройенталь снести никак не мог. Какая-то скотина тут будет хватать его, командующего войсками Рейха, за хвост?! Он сложился пополам и вцепился обидчику в предплечье зубами. Раздался ор и ругань, в пасти поселился вкус крови. Почувствовав, что хвост свободен, Оскар отпустил жертву и бросился прочь со всех лап, не разбирая дороги. Вслед ему неслись проклятия, отборный мат и несбыточные обещания содрать шкуру. А вот пусть знает, как хватать за хвост кого не надо! * * * Вольфганг Миттермайер оторвался от созерцания экрана, выпрямился в кресле и потянулся с сочным хрустом. — Сибирский хаски... порода, обладающая от природы добродушным нравом, полностью лишённая агрессии к человеку, — зачитал он. — Слышишь, Оскар? ...Сибирский хаски склонен к убеганию больше других пород из-за... Оскар? Оскар, ты где?! * * * До поры до времени Ройенталь не знал, что такое отлов безнадзорных животных. Точнее, никогда не встречался с ним. Слышал, что есть какая-то организация, отлавливающая бесхозных собак на улицах, но никогда не видел живьём. До сего дня. Сколько может бежать хаски? Долго, но не бесконечно. Через час плутания по мелким улицам, дворам и подворотням Ройенталь решил, что уже оторвался, и остановился, переводя дух. И тут же столкнулся с ловцами лицом к лицу. Намерения сотрудников отлова были более чем прозрачны — стреляющее снотворным ружьё в руках одного из них не допускало большой широты толкований. Оскар замер, глядя на людей снизу вверх. Видимо, взгляд его им совсем не понравился. На дружелюбного хаски, машущего хвостом каждому встречному, он сейчас походил в последнюю очередь. Люди рискнули сделать шаг первыми, и Ройенталь инстинктивно занял оборонительную позицию. Свою адмиральскую неприкосновенность он собирался продавать очень, очень дорого. Так дорого, как простым ловцам бродячих псов может оказаться не по карману. Он воскресил в памяти всё, что осталось с тех пор, когда десантников учили бою с собаками. С собаками, конечно, раза в два крупнее хаски. Оскар вспомнил все основные приёмы, обычную технику боя, то, на что натаскивают собак, как фиксируется вооружённая рука бойца и как этого избежать. Это было нужно ему, чтобы продумать тактику, которой будет сложно противостоять. Ружьё сухо щёлкнуло. Ройенталь отскочил в сторону, уходя от выстрела, бросился на стрелка, но в шаге от него резко изменил курс и прыгнул на его напарника. Ужом проскользнул между ногой человека и впечатляющей дубиной, которая вполне могла оказаться электрическим шестом, и применил творческий подход — вцепился обидчику зубами в пах. Вопль, сотрясший воздух, был так близок к ультразвуку, что Оскар едва не оглох. «Какая гадость», — подумал он мельком, жалея, что строение собачьей пасти не позволяет отплёвываться. И, пользуясь замешательством, рванул прочь во весь дух. Ведьма, превратившая его не в дога и не в левретку, сама того не понимая, подарила ему железные лапы и прекрасную маневренность. Улицу перегораживал фургон с гостеприимно распахнутой дверью. Проскочить под ним или между ним и мусорными баками на полной скорости было сложно, так что Ройенталь решил переждать. Он прыгнул внутрь и затаился под сиденьем. Дверь захлопнулась. В первые мгновения запахи вокруг оглушили непривычный нюх. Поздно, слишком поздно Оскар понял, что его окружает какофония запахов — запахов множества собак, которые побывали здесь до него. Он сам забрался туда, куда отчаянно не хотел попадать. В район лопатки вонзилась раскалённая игла, и Ройенталя словно ударили прикладом по затылку — он рухнул на пол, потому что все лапы подогнулись одновременно. Стало темно, пусто и спокойно. Пришёл в себя Оскар уже на полу клетки. Несколько минут он просто лежал и смотрел на смутные тени за решёткой, пытаясь вспомнить, как попал сюда и что такое «сюда» в данном случае. Он надеялся, что всё произошедшее, вся история о том, как он был собакой, — просто бредовый сон. Сейчас Миттермайер встряхнёт его за плечо, он проснётся в своей постели и забудет всё. И боль во всём теле, прошитом электрошоком, и вкус чужой крови во рту, и всё... Лязгнула соседняя решётка, завыли, залаяли собаки. Пробуждение в постели отменялось. Ройенталь старательно собрал в кучу живущие своей жизнью лапы и сел, оглядываясь. Он был заперт в тесном уличном вольере примерно два на три метра. Решётчатые стены уходили вверх на недосягаемую высоту. Слева и справа в таких же клетках понуро сидели какие-то дворняги, напротив открывался прекрасный вид на ряд аналогичных решёток. И как теперь отсюда выбираться? Впервые с момента побега из командного центра Оскару живо представился Миттермайер, который его недосчитался. И то, как друг будет искать его. От картины, которую нарисовало воображение, на душе стало как-то очень неуютно. Захотелось совершенно по-собачьи завыть от тоски, благо теперь такая возможность была. Однако Ройенталь счёл вой ниже своего достоинства. Нужно было выбраться отсюда. Даже если Миттермайер обзвонит все приюты, как он опишет свою дорогую пропажу? «Серая собака, глаза разного цвета, откликается на фразу «гросс-адмирал Ройенталь, вы мудак!»? Послышались голоса, потом шаги. Два человека шли вдоль клеток. Ройенталь прижался мордой к решётке. — Вот этот без ошейника, но породистый, — сказал кто-то, останавливаясь у его клетки. — Только с поведением у него что-то странное. Похоже, пытались натаскивать на охрану и искалечили психику. На людей бросается. — Стоит поискать хозяев, он мог сорваться и убежать. — Стоит, но я бы его не мучил. Адекватным он уже не будет, — донёсся тяжёлый вздох. — Какого пса загубили! Люди пошли дальше, а Ройенталь остался озадаченно моргать. У него закралась мысль, что, похоже, его поведение крайне не вписывается в стандарты породы. Определённо, нужно было бежать отсюда, пока его не усыпили тут как дефективного. Ему живо вспомнился во всей красе курс истории и то, как Гольденбаум искоренял «дефектные» гены. Ощущение собственной ущербности стало ярким как никогда, ярче, чем в тот день, когда Оскар понял, что не так с его отражением в зеркале. Стараясь сохранять хладнокровие, он огляделся. Как выбраться? О том, чтобы вынести решётку, не могло быть и речи — она была слишком прочна. Если выть и кидаться на стены — выстрелят снотворным между прутьями. Если войдут, то с электрошоком. Теперь Ройенталь был совершенно беззащитен и лишён малейшего шанса на побег. Осознание того, что он сам себе это устроил, бесило больше всего. Он чересчур поздно понял, насколько был не прав. И ошибся он не в тот момент, когда случайно запрыгнул в фургон, а раньше, когда сбежал от Миттермайера. Нужно было остаться, нужно было искать выход вместе... Теперь всё это было пустым звуком. Захотелось лечь на пол, положить морду на лапы и скулить, как скулят расстроенные собаки. Но Ройенталь не был настоящим псом, так что он преодолел и этот порыв. Он просто лёг на пол и принялся ждать. Час тянулся за часом, пока внутренние часы не подсказали Оскару, что дело идёт к вечеру. К этому времени он успел отдохнуть, боль от удара током уже прошла. Теперь он был готов к бою, оставалось только ждать. Собаки вокруг вдруг забегали по клеткам и залились лаем. Интуитивно Ройенталь понял, что это значит. Приближалось время кормёжки. Он чинно сел на некотором расстоянии от двери и завилял хвостом человеку, показавшемуся по ту сторону решётки. Тот осторожно открыл дверь и пошёл в вольер. Оскар выжидал. Человек поставил у него перед мордой миску с какой-то дурно пахнущей бурдой. Оскар радостно потянулся к ней, не спуская глаз с приоткрытой двери. И тут человек сделал ошибку — успокоенный дружелюбием собаки, он повернулся спиной. Ройенталь со скоростью света, испускаемого излучателем в бластере, рванулся вперёд, проскользнул у человека между ног и вырвался на свободу. В дальнейшем он не помнил, как выбрался. Лай собак, крики людей, щелчки плётки-шокера за спиной и выстрелы — всё слилось в единый поток звуков. Он не чувствовал ни боли, ни усталости. Вроде бы за ним гнались, и вроде бы даже по улицам. Вроде бы что-то упало сверху, потом он наступил на стекло и потерял драгоценную минуту, выковыривая его из лапы зубами, но потом нагнал это время, свернув в какие-то подворотни. Погоня уже осталась позади, ловцы потеряли из вида прыткого пса, удиравшего зигзагом с вёрткостью бывалого десантника. Но Оскар всё равно бежал вперёд, только теперь уже рысью, красивой летящей рысью, заложенной в тело хаски тысячелетиями селекции. Как долго может бежать хаски? И как далеко? Никогда, в том числе и в тот злосчастный день, Оскар не задумывался над этими вопросами. Вероятно, именно поэтому он продолжал бежать, в то время как пора было уже упасть от усталости. Руководствуясь каким-то давно утраченным инстинктом, он бежал точно в направлении дома. Вот только дом был теперь неописуемо далеко. Уже стемнело, небо обсыпало звёздами, но Ройенталь не видел этих звёзд, потому что смотрел только перед собой. Он не ошибся. Инстинкт привёл его точно к дому. Он поскрёбся в дверь, но никто не открыл ему. Окна были тёмными. Который бы ни был сейчас час, Миттермайер ещё не вернулся. Теперь, остановившись, тяжело дыша открытой пастью, Ройенталь вдруг почувствовал сразу всё, чего не замечал раньше. И то, что он умирает от жажды, и что на левую переднюю лапу невозможно наступить, и что все прочие лапы тоже подкашиваются и горят огнём от долгого бега по асфальту. Он лёг на крыльцо у входной двери и закрыл глаза. Вспыхнул свет. Сквозь сон Оскар расслышал шаги, но только дёрнул ухом, даже не открывая глаз. Кто-то что-то кричал, голоса пререкались между собой. Ройенталь разобрал слова «это он», «заряжай», а потом громкий крик перекрыл все остальные: — Вы двое, а ну отошли от моей собаки! Оскар с трудом поднял веки и разглядел в свете фар край плаща, цвет которого теперь был ему непонятен. Потом его несли на руках, что было очень приятно, потому что наконец-то не нужно было самому переставлять ноющие лапы. Под носом оказалась глубокая тарелка с водой, и Ройенталь принялся жадно лакать эту воду, пока не понял, что уже вылизывает дно пустой тарелки. Миттермайер вздохнул и налил ещё воды из графина. — Давай рассказывай, — скомандовал он так, будто Оскар мог ответить. — Где болит? Ройенталь молча протянул ему порезанную лапу и впервые посмотрел в глаза. Ему было стыдно. Вольф покачал головой и ничего не сказал. Просто бесцеремонно сгрёб друга в охапку и понёс в ванную. Когда грязь, кровь и часть воспоминаний были смыты, Оскар, должно быть, имел по-настоящему жалкий вид. Во всяком случае, хотя он уже был способен идти сам, Миттермайер категорически отмёл эту идею. Он замотал Оскара в полотенца и отнёс на диван. Критически оглядел получившуюся картину, вздохнул, вышел и вернулся уже с феном. — А псиной ты совсем не пахнешь, — заметил Вольф, садясь рядом с другом. — Ну, почти... Ладно, не смотри на меня так. Я нашёл некоторые контакты, пока тебя носило чёрт-те где. Завтра попробуем вернуть тебе человеческий облик... Ройенталь положил голову ему на колени. — И как ты ухитрился нарваться на отлов? — донеслось сквозь гул фена. — Я же говорил, нужен ошейник. «Я согласен, — подумал Оскар, зарываясь носом другу под локоть. — Я согласен на ошейник, на поводок, да хоть на намордник. Только палочку, уж извини, носить не буду». — Вот и хорошо, — ответил Миттермайер то ли ему, то ли своим мыслям. Они оба поужинали какой-то ерундой, заказанной в ближайшем ресторане. Оскар уже прикладывался задремать прямо на диване, никуда не уходя. Лапа была перевязана, боль постепенно утихала, и ей на смену приходило ощущение безмятежного покоя. Вольф тоже улёгся на диван, подтянул друга к себе и обнял, зарывшись носом в густую шерсть. — Ты идиот, — шепнул он Ройенталю на ухо. Тот в ответ лизнул его в щёку. Они так и заснули, обнявшись, на узком диване, где ни за что не поместились бы вдвоём, если бы оба сохранили человеческий облик. Эпилог Рано утром по коридору командного центра шёл Вольфганг Миттермайер. За ним, чуть прихрамывая, трусил бело-серый пёс с разноцветными глазами. На шее пса красовался новый ошейник. Навстречу этой паре шёл, никого не трогая, генерал-адмирал Адальберт фон Фаренхайт в сопровождении капитана второго ранга Зандерса, своего адъютанта. Посередине коридора они, как два поезда на однопутке из школьной задачи, встретились. Адмиралы обменялись рукопожатиями. Зандерс посмотрел на пса. Пёс посмотрел на Зандерса. — Командующий, а можно его погладить? — вопросил капитан второго ранга. — Можно, — разрешил Миттермайер. — Только без резких движений. Зандерс приземлился на колено и обнял собаку, ничуть не стесняясь серой шерсти на своём мундире. И тотчас же пёс превратился в гросс-адмирала Оскара фон Ройенталя. Абсолютно голого, зато в ошейнике. Адмирала и адъютанта отстрелило друг от друга, как спасательную капсулу от корабля. Зандерс вытянулся по струнке и замер, забыв закрыть рот. Ройенталь попытался загородиться Миттермайером. Фаренхайт откашлялся и осторожно спросил: — Кажется, мы все стали свидетелями небольшого... волшебства? — Я всё объясню! — поднял руки Миттермайер. И, спохватившись, принялся отстёгивать свой плащ, чтобы хоть чем-то прикрыть голозадую красоту за своей спиной. — Но... Капитан, вы — женщина?! — Женщина?! — вторил ему Ройенталь, задрапировавшийся в плащ и теперь имевший несколько античный вид. — Да она извращенка! Зандерс побелел, потом покраснел, потом побелел обратно. — Полагаю, нам следует обсудить это в более подходящем месте, — тактично заметил Фаренхайт. — Мой кабинет ближе всего. — Пойдёмте туда, — кивнул Миттермайер. — Только помните, всё это должно оставаться в строжайшей секретности! Все понятливо закивали. Было очевидно, что они постараются. Если, конечно, вообще можно сохранить в тайне внезапное появление посреди командного центра голого адмирала в плаще и ошейнике. doc | fb2

@темы: Шоб було!, Честно спёртое, ФБ-2014, ЛоГГонутое, фанпродакшн