[najdy_esli_smojesh]

16.02.2014 в 00:01

Пишет  WTF LoGH 2014:

WTF LoGH 2014. Тексты R – NC-21. Часть 3

Название: День во смерти Автор: WTF LoGH 2014 Бета: WTF LoGH 2014 Размер: мини, ~3650 слов Пейринг/Персонажи: Вольфганг Миттермайер, Оскар фон Ройенталь Категория: джен Жанр: байка Рейтинг: R Краткое содержание: в один прекрасный день два офицера рейхсфлота не нашли себя среди живых. Размещение: запрещено без разрешения автора Для голосования: #. WTF LoGH 2014 - работа "День во смерти" Знаменательное утро пятницы встретило двух капитан-лейтенантов бликами на белых стенах медсанчасти. Утро выдалось, прямо скажем, безрадостным, да к тому же это было тринадцатое число по календарю Галактического Рейха. Да-да, по тому самому календарю, где двадцать девятое февраля бывает и в невисокосный год, а на неделе по семь пятниц, и некоторые из них — тринадцатое. Миттермайер приоткрыл один глаз. Стены из гладкого пластика резали по органам зрения своей ослепительной белизной, превосходя по жестокости даже паяльник. Вольфганг пробормотал нечто нецензурное и снова зажмурился. — А нечего было пить всякую дрянь, — нравоучительно изрёк лейтенант Крауфтен, он же батальонный врач. Это у нормальных подразделений есть полковые врачи. А у десантников были ещё и батальонные. Иногда это приходилось очень кстати. До тех пор, пока военные медики не начинали учить офицеров жизни. — Криспин, запомните раз и навсегда: в боевых условиях неприлично отказываться от предложенной выпивки, — ровным голосом поведал с соседнего кресла Ройенталь. — Даже если вам предлагают слитый по замёрзшему лому тормозняк? — судя по тону, медика передёрнуло. — Ну, в таком случае, господа, в следующий раз пусть вас приводит в чувство кто-нибудь другой. — Не бухти, — миролюбиво отозвался Миттермайер. — И не обращай на него внимания. На самом деле он тебе очень благодарен, просто не знает, как об этом сказать. Не привык. Дворянин, чего ты хочешь. Со стороны Ройенталя донеслось выразительное фырканье. Вольфганг усмехнулся, потрогал ноющий висок. — Кстати, — решил он сменить тему, — что это за штука в капельнице? — Глюкоза, — сообщил Крауфтен. — И спазмолитик. — Угу. Будем считать, что я всё понял. Шум в голове понемногу стихал, и Вольф счёл возможным открыть глаза. Покосившись в сторону, он встретился взглядом с бледным, но вполне живым на вид Ройенталем. Тот хитро подмигнул левым глазом. Значит, тоже худо-бедно отходил от последствий вчерашнего пиршества. По неписаным законам войны друзья имели право расслабиться. Оба вернулись на развёрнутую в чистом поле базу живыми и на своих двоих, а не вперёд ногами в цинковом гробу. Группа выполнила боевую задачу, понеся минимальные потери. «Минимальные» в данном случае означало, что кто-то из отряда в принципе остался в живых. Непосредственно перед выходом Ройенталю удалось заглянуть в секретный пакет, подготовленный к отправке в головной штаб, и выяснить, что в листе запланированных потерь есть и его фамилия, и Миттермайера, и весь список бойцов, отправившихся на это задание под их командованием. Одного этого было довольно, чтобы возвратиться всем назло. И пусть там наверху подавятся в очередной раз не отправленными похоронками. Ройенталь, разглашая секретные сведения, не забыл ядовито уточнить, что ему всё равно — у него в любом случае не было достаточно близких родственников для рыдания над героическим трупом. Хотя наследству они бы, пожалуй, обрадовались. «Если вернёмся — будем пить до беспамятства», — сказал тогда Миттермайер, чтобы как-нибудь его утешить. Он знал, что друг поднимает нелюбимую семейную тему только в самых мерзких обстоятельствах. Следовало признать, что данное себе обещание они выполнили почти в точности. Почти — потому что пили не только до наступления беспамятства, но и после. На радостях, что выжили вопреки всем планам командования, в ход пустили всё. И остродефицитный в полевых условиях виски, и предлагаемые в изобилии суррогаты. Так что наутро невозможно было понять, от чего именно в голове появилось такое ощущение, будто там ночевала стая кошек. — Док, а немного ускорить процесс нельзя? — полюбопытствовал Ройенталь, выразительно косясь на капельницу, из которой в прозрачную трубку струилась бесцветная жидкость. Лейтенант хмыкнул и великодушно предложил: — Могу воткнуть ещё одну в другую руку. Но... — Но? — подбодрил его Ройенталь. — Но вы описаетесь, — с плохо скрываемым торжеством сообщил военврач. — Примерно двести миллилитров спустя. А расстёгивать штаны, когда в каждом локтевом сгибе торчит по капельнице, очень неудобно. Поверьте моему богатому опыту. Вольфганг невольно прыснул, представив себе это зрелище. — Тогда я требую перерыва на рекламу, — спокойно сообщил его друг. — Во избежание неприятных последствий. — Пять минут осталось, — возразил Криспин. — Дождётесь? Ройенталь молча кивнул, и врач, разом утратив к нему интерес, взглянул на Миттермайера. — Как ощущения? — Вроде отпускает, — осторожно ответил Вольф, не желая сглазить. В голове только-только перестали медленно поворачиваться раскалённые жернова. — Спасибо, Крис. — Всегда рад помочь, — дежурно ухмыльнулся тот. — Вам, — уточнил он и бросил косой взгляд на Ройенталя. Тот предпочёл сделать вид, что не заметил этого — что-что, а изображать безразличие он умел. Оскар фон Ройенталь, относившийся к медицине с высокомерным пренебрежением, не входил в число любимых клиентов медсанчасти. Впрочем, он и появлялся здесь нечасто. Крауфтен присел на подлокотник кресла и полюбопытствовал, подчёркнуто обращаясь только к Миттермайеру: — Может быть, хоть расскажете, что праздновали? А то мало ли, может, я чей день рождения пропустил. Вольф усилием воли выдавил из себя подобие улыбки. — Скорее, день второго рождения. — С таким послужным списком эти вторые рождения скоро за второй десяток перевалят, — прокомментировал со стороны Ройенталь. — Ты бы их хоть считал, что ли. — Плохая примета — вести счёт удаче, — попенял ему Вольфганг. — Плохая примета — стоять у командования вторым в списке ожидаемых трупов. А в остальном мне уже ничего не страшно. — Почему это ты в списках второй? — По алфавиту. Твоя фамилия идёт раньше. Трагически всплеснуть руками Миттермайеру не удалось — левое предплечье было надёжно зафиксировано на подлокотнике, видимо, специально на случай непредвиденной эмоциональной жестикуляции. — Видишь? — пожаловался он Крауфтену. — Вот это примерно мы и отмечали. То, что вернулись живыми. — И решили немедленно это исправить, — заключил военврач. — То есть добить то, что не расстреляно мятежниками, употребляя внутрь жидкость для мытья бронетехники... Никогда не понимал логики десантников. — После тяжёлой операции просто сесть и расслабиться уже не выходит, — пояснил Вольф. — Нужно как-то забыться, выключить мозг. И не думать, добавил он про себя. Не вспоминать, что осталось от заминированного лагеря мятежников. Выбросить из памяти разорванное пополам тело, которое выкинуло прямо к пригорку, выбранному в качестве укрытия. Раненый — мальчишка лет восемнадцати, не старше — пытался звать на помощь и беспомощно скрёб ногтями вытоптанную траву, не понимая, что умирает. Мучительно хотелось одним выстрелом прекратить его агонию, но чья-то рука сзади легла на плечо, напоминая, что стрелять нельзя. И оружие из огнестрельного стало холодным, когда приклад с силой опустился на затылок погибающего бойца... Не вспоминать. — Есть примерно два способа сделать это, — неожиданно добавил Ройенталь. Вольфганг оглянулся на него — друг полулежал в кресле, прикрыв глаза, и всем своим видом выражал абсолютное безразличие. — Оба способа порицаемы, но лишь второй уголовно наказуем. Первый же, основной, хоть и не лишён последствий, но не так осуждается командованием. Лейтенант Крауфтен нервно облизнул губы и поспешно сказал: — Я, пожалуй, не хочу знать, что представляет собой второй способ. — И пра-авильно, — протянул Ройенталь. — Если вы до сих пор о нём не узнали, то лучше вам и впредь пребывать в блаженном неведении. За два часа до обеда несостоявшимся смертникам всё же удалось покинуть медсанчасть. К этому времени оба они уже обрели близкий к человеческому облик. Может быть, они и остались несколько бледноватыми, но в сравнении со свежей зеленью, которой лица отсвечивали ещё утром, это был значительный прогресс. Всё же несколько капельниц с неведомыми растворами и их неизбежный побочный эффект сделали своё благое дело. По пути в расположение своей части десантники повстречали чьего-то порученца. Тот, увидев их, отреагировал странно: сначала замер, выпучив глаза, и неестественно побледнел. Потом сделал жест, призванный отогнать надвигающуюся беду, пробормотал что-то вроде «чур меня!» и попытался сравняться со стеной. — Эй, парень! — моментально отреагировал Миттермайер на неуставное поведение. — Смиррна! Куда собрался? Несчастный порученец замер, побледнев ещё сильнее, и дрожащей рукой отдал честь. — Вольно, — машинально сказал ему Вольф. Мальчишка снова попробовал спастись бегством. Ройенталь ловко поймал его за шиворот. — А тебя пока никто не отпускал, — поведал он ласковым голосом, от которого бросало в дрожь. — Что случилось, приятель? Ты что, призраков увидел? Лишённый возможности бежать, парень открыл рот, потом закрыл, потом открыл его снова и нерешительно проблеял: — А-а-а вы разве не?.. — Не что? — так же спокойно продолжал Ройенталь. — Не призраки? Нет, мы оба ещё вполне себе живы. А вот кто-то, если будет бегать тут, как испуганная мартышка, может с жизнью и расстаться. Усвоил? — Д-да, — пробормотал порученец. — Вот и хорошо. А теперь перестань вибрировать и объясни, что тебя так впечатлило. Я слушаю. — Ну... Командир сказал, что вы... ну, в смысле... это... так получилось... — Видимо, мы превратились в набор междометий, — констатировал Ройенталь. Присмотревшись к мальчишке повнимательнее, Вольфганг только теперь заметил, что тот сжимает под мышкой папку с документами, очень похожую на ту, с которой вечно шатался зам начальника базы. В голову закралось смутное подозрение. Миттермайер протянул руку и быстро изъял сомнительный предмет. — Ну-ка, что тут у нас?.. — Вам нельзя! — тут же встрепенулся порученец, разом забыв и свой страх, и остатки субординации. — Правда? — удивился Ройенталь. Отпускать мальчишку он предусмотрительно не спешил. — Это секретно... — вяло отбрыкивался тот. — Я никому не скажу, — пообещал Вольф. Он открыл папку. Как и следовало ожидать, перед глазами предстал отчёт о проведённой операции. Вот и карта, на которой отмечен маршрут — он сам его рисовал. Расшифровки сеансов связи, прямо скажем, немногословных. Рапорт, написанный рукой Ройенталя. Отчёт о выполнении боевой задачи... Список потерь... Взгляд зацепился за первые фамилии в столбце, и Миттермайер беззвучно ахнул. — Что там? — нетерпеливо поинтересовался Ройенталь. — У тебя такое лицо, как будто это голограммы с голыми девицами. Порученец покраснел до корней волос, но Вольфу было уже не до него. Он откашлялся и зачитал: — Капитан-лейтенант Миттермайер, Вольфганг. Погиб при исполнении воинского долга. — Ого. — Капитан-лейтенант Ройенталь, Оскар фон. Погиб при исполнении воинского долга. «Погибший при исполнении» Ройенталь покачал головой. Наверное, в его голове всё это тоже не укладывалось. Миттермайер, во всяком случае, разрывался между желанием убить кого-нибудь и засмеяться в голос. Кажется, такое состояние и называют близким к истерике. — Там сверху что, решили, что за совершённые подвиги нам простого повышения будет мало, и решили накинуть два звания сразу, предварительно устроив нам героическую гибель? — осведомился Ройенталь у мальчишки. Толку, впрочем, было чуть. Ясно было, что тот изумлён не меньше, чем сами офицеры. Вольф захлопнул папку и отдал её порученцу — в документах больше нечего было ловить. — Я того... пойду? — осторожно спросил мальчишка, бросая жалобные взгляды то на одного, то на другого «погибшего». — Беги, — разрешил ему Ройенталь, отпуская. Порученец принял разрешение за приказ и сорвался с места быстрее мысли. Только подмётки сверкнули за поворотом. — И что будем делать? — резонно вопросил Миттермайер. — Пойдём к командиру и объясним ему, что мы живы? — Угу. А потом найдём автора этой шутки и отформатируем ему фасад, — разноцветные глаза нехорошо сощурились. — Лично я не оставлю там ни одной выступающей детали. — Быть этого не может! — категорично заявил начальник базы. — Документы не могут врать. — Тем не менее, мы здесь и мы живы, — возразил Миттермайер, глядя на него снизу вверх — коммодор высотой был с Ройенталя, а шириной — с двух. — Нельзя ли как-нибудь исправить отчётность? — Я уже послал копию на заверение в головной штаб нашего сектора, — мрачно поведал ему командир. — И её, скорее всего, уже подписали и отправили дальше. Где вы утром были с вашими исправлениями?! Друзья переглянулись. — А зачем нам утром было что-то исправлять? — удивился Вольф. — Мы вчера сдали рапорты, приложили все карты и ушли со спокойной совестью напи... Он вовремя спохватился и прикусил язык. Коммодор посмотрел на него внимательнее. — Что-что делать? — Наслаждаться заслуженным отдыхом, — пришёл на выручку Ройенталь. — Так что нам сейчас-то делать? Начальник базы пожевал губами, посмотрел в одну сторону, в другую, словно ища решение, и наконец пришёл к какому-то выводу. — Ладно, я пошлю следом исправления, — решил он. — Якобы вы считались погибшими при исполнении долга, но на самом деле отстали от группы и вернулись в расположение войск на сутки позже основной группы. Миттермайер чуть не задохнулся от возмущения. — А откуда тогда в отчёте взялись наши рапорты?! — А кто там посмотрит, что они ваши? — резонно возразил коммодор. — Радуйтесь, что вообще вернётесь в мир живых! А то вас, как героически погибших, уже с продуктового довольствия сняли, и ни в каких списках вы не значитесь. Других способов всё равно нет! Других способов и в самом деле не было. Ожидать, что начальство признает свою ошибку и сознается, что вместо списка реальных потерь приложило список запланированных, было, как минимум, глупым идеализмом. Друзья скрепя сердце согласились с предложенной схемой действий. — Нет, ты это слышал? — шипел Ройенталь по дороге в казарменный сектор базы. — Мы, значит, составили рапорты, посчитали потери, отчитались об уничтожении вражеского лагеря и при этом ухитрялись считаться погибшими при исполнении? А через сутки внезапно воскресли? Какой идиот в это поверит?! Вольфганг успокаивающе положил руку ему на плечо. В нём самом праведный гнев перегорел так же быстро, как и вспыхнул. — Там в штабе — поверят, — вздохнул он. — Если уж здесь на местах сидят такие придурки, то представь, какие идиоты должны ими командовать?.. — Эта проклятая система должна отправиться в ад! — буркнул Ройенталь. Но шипеть он всё же перестал. Подчинённые встретили воротившихся из медсанчасти офицеров бурным восторгом. Правда, не все — те, что недавно входили в список «запланированных потерь», теперь спали в дальнем углу крепким похмельным сном. Никто больше не рискнул поутру отдаться в руки батальонного врача, известного своей любовью к медицинским экспериментам и прочей импровизации. Личный состав не горел желанием выступать в роли подопытных кроликов. — Что, олени, уже гробы нам заказали? — поинтересовался Ройенталь, когда восторги немного утихли. Оказалось, что да, только гробы ещё заказать и не успели. Новости на базе распространялись со скоростью, достойной хорошего истребителя. И известие о том, что капитан-лейтенантов похоронили заживо, облетело все доступные уши с невероятной быстротой. Предположения высказывались самые разные — вплоть до того, что, проводив офицеров в медсанчасть, кто-то рассудил, что обратно они не вернутся. При всём идиотизме версии она, однако, объясняла то, чего не могли объяснить остальные, — как в списке боевых потерь оказались только две лишние фамилии, а не весь состав обречённой на смерть диверсионной группы. — Какая-то дрянь пошутить решила, — констатировал ротный. — Миттермайер, слушай, а это не мог быть ваш дружок, ну, этот, с дурацкой фамилией? — Фон Кальтман? — Вольф покачал головой. — Нет, едва ли. У него на такое ума бы не хватило. — Так тут много ума и не нужно. А буквы он вроде бы знает. Знает же? — Не уверен. Собрание взорвалось смехом. Начальник базы не шутил — «погибших» действительно успели снять с довольствия. Снимать кого-то всегда умудрялись быстрее, чем ставить обратно. А значит, обед им не полагался. Пришлось прибегнуть к разбою, террору и угнетению и без того угнетённых слоёв населения. Самыми угнетёнными оказались до сих пор не проспавшиеся с бодуна бойцы. — Наше дело правое, мы поедим, — провозгласил Ройенталь, придя к выводу о равновесии всего во вселенной. Вольфганг охотно согласился с этим выводом и умял двойную порцию, несмотря на то, что не далее как с утра получил в вену заряд глюкозы, которого, по словам доктора Крауфтена, должно было хватить до вечера. Как известно, сытого десантника в природе не бывает — бывает в лучшем случае свеженакормленный. После обеда, в час свободного времени перед началом традиционных упражнений с оружием и без, можно стало наконец-то спокойно вытянуть ноги и отдохнуть. Радости отдых, однако, не принёс. В голову полезли самые мерзкие мысли. — Надеюсь, они там, в головном штабе, не успеют дать добро на рассылку похоронных, — пробормотал Вольф в ответ на вопрос друга, о чём он задумался. — Как представлю, что будет с мамой, если она получит это... Он передёрнул плечами. Ройенталь присел рядом, вплотную, так что к нему можно было прислониться. Миттермайер так и поступил. — Если бы моей родне пришла похоронка, те бы, пожалуй, скончались от счастья, — хмыкнул Оскар. — Тётка особенно. Вставила бы траурное послание в рамку и объявила символом своего будущего финансового благополучия. Вольф повернул голову и потрясённо уставился на друга. — Что? — удивился тот. — Ты никогда не говорил, что у тебя есть... Ройенталь скривился так, будто случайно укусил лимон. — И сейчас не скажу. — Извини. Тонкие брови поползли вверх. — Ты же даже вопросов не задавал, за что извиняешься? — Хотел посмотреть, какое у тебя будет выражение лица, — брякнул Вольфганг первое, что пришло в голову. Ройенталь рассмеялся. — И как ты смеёшься, тоже хотел посмотреть, — с удовольствием заключил Вольф. Он снова пристроил голову другу на плечо, оставив того молча недоумевать, и закрыл глаза. А Оскар пусть поудивляется, ему полезно... Вот только, стоило всего на мгновение расслабиться, как снова вставали в памяти кровавые подробности диверсии. Чудовищной силы заряд в центре лагеря и задействованные на полную мощность генераторы зефир-частиц по краям. Уходили работать в тылу врага. Можно сказать, уходили на смерть. Не ожидали, что вернутся. А оно вон как повернулось... Только разлетелись во все стороны осколки, ошмётки, обрывки и просто комья сырой земли. А у них не было задачи идти в удачно подорванный лагерь. И задачи добивать тоже не было. Просто развернуться и уйти. И не стрелять. Если кто-то из мятежников уцелел после взрыва, то вспышки выстрелов мгновенно демаскируют позицию диверсантов. Да и зачем стрелять, если удар приклада с глухим треском разламывает кости. И не оборачиваться. Заставить себя не слышать стоны раненых, игнорировать мольбы о помощи, которые эхом отзываются в голове спустя часы, дни, месяцы... Замолкают ли вообще когда-нибудь эти голоса — голоса тех, кого ты убил, и тех, кого не спас? Говорят, врачи слышат их всех до конца своих дней. Солдатам проще, они могут не вглядываться в лицо тех, кого убивают. Могут не смотреть, как тело выгибается в последней судороге, как за выдохом не следует вдох и зрачки в широко раскрытых безжизненных глазах медленно расширяются. Навсегда. Они, убийцы, имеют право не задумываться, чья кровь заливает их руки, густыми тёмными каплями падает с дрожащих пальцев и застывает на земле. Отскребая от неё ножи, они могут волноваться лишь о том, чтобы не осталось узкой полоски ржавчины у самой рукояти. Законы войны дают им право легко относиться к жизни, и ещё легче — к смерти. И обычно это удаётся. Но почему-то не всегда. И не в этот раз. Вихрем пронеслись перед внутренним взором дым, кровавый след на земле и мёртвое тело, вернее, половина тела. Странно. Никакой открытый бой не вызывал ещё таких чувств, какие всколыхнула диверсия. В драке запах смерти не ощущается так отчётливо, как если стоишь в стороне и просто смотришь... смотришь... — Миттермайер, очнись, — позвал сбоку знакомый голос. Вроде бы спокойный, такой же, как всегда. Вот только Вольфганг, вырвавшись из дрёмы, разглядел в разноцветных глазах нешуточное беспокойство. Не нужно было никаких объяснений — друг и так прекрасно обо всём догадался. — Пойдём, — махнул рукой Ройенталь. — Нас никто не освобождал от упражнений по причине героической смерти. — Да какая разница, — фыркнул Вольф. — Всё равно мы сегодня нигде не значимся. Нас даже в списках личного состава нет. И замер, сам поражённый этой мыслью. Он только сейчас по-настоящему осознал, какие возможности это открывало. И, похоже, не он один. — Как думаешь, — задумчиво протянул Ройенталь, — раз нас нет в списках, то и взыскание за нарушение дисциплины мы не получим? Странно было бы взыскивать с трупа. — Не получим, — согласился Миттермайер. — Так почему бы нам... Вольфганг вскочил и с хрустом потянулся, разминая затекшие плечи. — Предлагаю начать с фон Кальтмана! — бодро заявил он. — Я ещё не простил этому хрычу то, как он нас подставил. И мерзкие намёки тоже не простил. — Какой злопамятный, — усмехнулся Ройенталь. — А в другое время по тебе и не скажешь. Поразительно, как мало порой нужно офицеру для счастья. Всего один день отсутствия в списках, дарующий относительную безнаказанность. Один день на то, чтобы отработать приёмы рукопашного боя на всех, к кому накопилось больше претензий, чем можно выразить словами. Впоследствии все только разводили руками — ничего не поделаешь. В пятницу тринадцатого Оскар фон Ройенталь и Вольфганг Миттермайер считались убитыми на задании. И то, что они свободно разгуливали по базе, никого не смущало. Ну как привлечёшь к ответственности за нарушение дисциплины тех, кого формально уже нет? Обер-лейтенант фон Кальтман, отпрыск дворянского рода, своим интеллектом дискриминировал всю селекционную идеологию Гольденбаумов. И потому, видимо, был сослан роднёй на фронт с очевидной целью избавления от такого подарка судьбы. Родственники не учли, однако, что дуракам обычно везёт, поэтому бедняга вот уже несколько лет стабильно оставался в живых. Ройенталя и Миттермайера, явившихся к нему с отнюдь не дружеским визитом, он встретил как родных. — О, неразлучники появились! — возвестил он. — Значит, врут, что вы наконец-то подорвались на мине? Или вас уже успели сшить из кусочков? Не говоря ни слова, друзья подцепили жертву под локти и спиной вперёд поволокли подальше от родного подразделения. — Приступим, — оповестил Ройенталь, когда они очутились на подходящей площадке. — Что ты там говорил про неразлучников?.. — Двое на одного? Это нечестно! — возмутился Кальман, ещё не оценивший всего масштаба трагедии. — Мы будем тебя лупить строго по очереди, — заверил его Вольфганг. — Знаете, что вам за это будет?! — Знаем. Ровным счётом ничего. Впоследствии тот факт, что они, пользуясь случаем, отметелили ещё человек пять, а заодно всех, кто пожелал за них вступиться, десантники дружно отрицали. Впрочем, больше для проформы. Всё равно объявить им выговор за нарушение дисциплины никому так и не удалось. — Капитан-лейтенант, вы можете быть обо мне какого угодно мнения, меня это мало волнует, — сказал Кауфтен Ройенталю. — Но после избиения фон Кальтмана вы значительно выросли в моих глазах. — Разве это вы его зашивали? — Нет, не я. Однако я видел результат ваших трудов. Над этим лицом поработали кулаки мастера, поверьте моему опыту. — Будем считать, что я польщён, — заметил Ройенталь. Миттермайер посмотрел на него, потом на врача. — Будем считать, что вы рано или поздно подружитесь, — вздохнул он. — Сомневаюсь! — в один голос ответили его собеседники. И немедленно уставились друг на друга с видом, изобличающим их явное недовольство таким единодушием. — Ладно, хватит об этом, — заключил Криспин. — Вы в любом случае в гостях. Давайте выпьем. Он щедро плеснул в подставленные пробирки зеленуху — фирменный коктейль медсанчасти. Продукт являл собой разбавленный медицинский спирт, который, чтобы бойцы не воровали, ушлые эскулапы додумались подкрашивать бриллиантовым зелёным. Это придавало коктейлю нежно-салатовый цвет. Первую пили не чокаясь — за тех, кто действительно не вернулся из самоубийственного предприятия. — Кстати, — помявшись, продолжил врач, — я вам должен кое-что рассказать. — Что? — насторожился ожидавший подвоха Ройенталь. — Надеюсь, ты не хочешь сказать, что с этой зелени бодун бывает ещё жёстче, чем с тормозняка? — уточнил Миттермайер. — Нет, — сдерживая смех, поведал Кауфтен. — Просто в вашей сегодняшней «смерти», по всей вероятности, виноват я. Повисла секундная пауза. — Как?! — в один голос воскликнули оба. — Утром, пока вы были не в состоянии внятно объясняться, сюда забежал кто-то из ваших ребят и спросил, не здесь ли вы. Я и ответил: не видишь, что ли, вон они, совсем дохлые валяются?.. Поскольку выглядели вы, господа, незавидно, бедняга явно принял это заявление слишком близко к сердцу. Друзья переглянулись. — А фамилия этого умника? — прищурился Ройенталь. Врач пожал плечами. — Я его не узнал. «Врёт», — подумал Вольфганг. Но добрые отношения с нужными людьми, пожалуй, стоили такой жертвы, как несостоявшееся вправление мозгов подчинённому. В медсанчасть робко заглянул мальчишка-порученец. Увидев знакомые лица, он моментально просочился внутрь, вытянулся по струнке, козырнул и доложил: — Капитан-лейтенант Миттермайер, капитан-лейтенант Ройенталь, вас вызывает к себе... — Да поняли уже, — перебил его Ройенталь, вставая. — Спасибо, док, коктейль был прекрасен, но нам пора. Мы, кажется, только что воскресли из мёртвых. — По-вашему, это не следует отметить? — ухмыльнулся лейтенант. — Мы вернёмся, Крис, — пообещал ему Вольфганг. — Увидим подтверждение, получим нагоняй и сразу вернёмся. — Постарайтесь сделать это вечером, а не утром и вдоль стенки, господа, — напутствовал их на прощание доктор. Близилась полночь. Очередная пятница-тринадцатое подходила к концу. И всё бы хорошо, если не знать, что в имперском военном календаре пятниц на неделе не меньше семи. Название: Сделать шаг Автор: WTF LoGH 2014 Бета: WTF LoGH 2014 Размер: мини, ~2000 слов Пейринг/Персонажи: Оскар фон Ройенталь/Райнхард фон Лоэнграмм Категория: слэш Жанр: романс Рейтинг: R Краткое содержание: Они все влюблены в него, но никто не любит. Для голосования: #. WTF LoGH 2014 - работа "Сделать шаг" — Ройенталь, Ройенталь… Дыхание кайзера касается его губ, руки комкают ткань на плечах. Ройенталь осторожно обнимает Райнхарда за талию, не в силах поверить, что это не сон. — Ваше Величество… — хрипло шепчет он в ответ, почти что в губы. — А все-таки ты забыл, — грустно улыбается Райнхард, касаясь его челки кончиками пальцев. — Тот вечер. — Я никогда не забывал о нем, — повторяет Ройенталь свои же слова, сказанные на суде. — Ни на один день. Губы касаются губ, ладонь кайзера властно ложится на затылок Ройенталя. И даже странно, что за окном сейчас не слышно раскатов грома. Ройенталь действительно помнит. До последней мелочи помнит тот самый вечер. Когда за окнами бушевала гроза, а четверо сидели в полумраке за столом, обсуждая будущее империи — и галактики. Было много вина, но сильнее, чем вино, пьянили запретные речи и блестевшие в темноте глаза Райнхарда. За ним хотелось идти — куда угодно. На край света, на смерть, штурмовать Нойе-Сансуси, да хотя бы на первый этаж, чтобы взять из буфета еще одну бутылку вина. — Боитесь, что я один все выпью, Ройенталь? — Райнхард почти смеялся. Сверкнувшая за окном молния на мгновение озарила светом его лицо в обрамлении светлых кудрей. И Ройенталь не раздумывая шагнул ближе, прижимая его к стене, и замер, не решаясь поцеловать. Райнхард просто обязан был оттолкнуть его, нахмуриться… Но вместо это он лишь рассмеялся — словно рассыпались золотые колокольчики — и сам прильнул к его губам. Они целовались страстно, неистово, вжимаясь друг в друга. Райнхард, такой тонкий, такой изящный, оказался сильным, стискивал плечи Ройенталя до синяков, зарывался пальцами в волосы и стонал, ничуть не стесняясь, когда Ройенталь целовал его шею и ключицы. Пальцы сталкивались, они, скорее, мешали друг другу, пытаясь расстегнуть застежки на форменных брюках. Райнхард справился первым, и Ройенталь прикусил губу до крови, чтобы не закричать, когда на его член легла изящная, но такая властная ладонь. — Подожди, — умоляюще прошептал он, дрожащими пальцами расстегивая наконец-то брюки Райнхарда. Ответный стон Райнхарда показался прекрасной музыкой. Стоя в полутьме, под вспышки молний за окном, они ласкали друг друга, и языки их сплетались в том же ритме, в котором двигались руки на членах. Райнхард кончил первым, со стоном запрокинув голову. Его ладонь на миг остановилась, но Ройенталь уже кончил вслед за ним, от одного только этого зрелища. Потом они искали салфетки, приводили себя в порядок, Райнхард даже со смешком выдал ему расческу… Миттермайер ворчал, что их только за смертью посылать, а не за вином, а Кирхайс смотрел как-то... очень уж понимающе. Куда потом исчез этот смеющийся юноша, такой страстный, такой порывистый? Ройенталь не знал ответа на этот вопрос. Задолго до смерти Кирхайса в глазах Райнхарда поселился лед. И никогда — до этого дня — Райнхард не вспоминал о том, что было между ними в тот вечер. Ройенталь был уверен, что он забыл. Если бы после суда Райнхард не пришел к нему, не встал так близко, не смотрел так… Райнхард изменился — и остался тем же. В его глазах больше не пляшут смешинки, но он смеется, и смех его все еще звучит как звон золотых колокольчиков. Он все такой же хрупкий и в то же время сильный, но он стал слишком худым, почему этого никто не замечает?.. И его волосы теперь тяжелой волной спадают по плечам, но все так же хочется прикоснуться к ним, и все так же страшно запутаться в них… И целует он Ройенталя теперь иначе. Увереннее, сильнее и — нежнее. Ройенталь не знает, зачем это нужно кайзеру, что это означает для него. Но Ройенталь ни за что не упустит свой шанс. И даже если у него будет только этот вечер — пусть. Он сохранит его в памяти, как и тот, много лет назад. И не забудет. Ни на один день. Райнхард поправляет мундир, кивает Ройенталю и выходит. За дверью ждет верный Кисслинг, как всегда молчаливый. Он никогда не задает вопросов, и Райнхард не знает, что его верный телохранитель думает по поводу визитов кайзера к своим адмиралам. И не хочет знать. Он устал, смертельно устал от того, что никто не смеет отказать ему, оттолкнуть, но никто не смеет сделать и первый шаг. Они все влюблены в него, но никто не любит. Видят ли они за сияющим ореолом — его? Он почти ненавидит их всех, целующих его как знамя. Называющих его величеством даже в постели. Рука привычно тянется к медальону, но Райнхард одергивает сам себя. Кирхайс видел в нем человека, да, но он же был и единственным, кто сказал ему “Нет”. Райнхард словно слышит его голос: “Прости, Райнхард, но я люблю твою сестру”. Взгляд Кирхайса печален, но непреклонен. Он остался с ним как друг, он всегда поддерживал его… Но не больше. Райнхард садится в машину, откидывается на сиденье и закрывает глаза. Он завоевал всю Галактику, но тот, кто был ему нужен, навсегда остался недосягаем. И даже если бы Кирхайс был жив — это бы ничего не изменило. Эту пустоту не заполнить. Он чувствует, как Кисслинг садится рядом, слышит, как хлопает дверь. — Едем. Ройенталь держит свое слово. Он помнит, теперь уже два вечера, помнит и молчит. Он был бы счастлив, если бы солнце Империи еще раз обратило на него свой взор, но прекрасно понимает, что это невозможно. Он довольствуется тем, что ему дозволено стоять за левым плечом. Быть рядом в разгар боя. Возможно, умереть вместе. Ройенталь забывает только один раз — когда приходит известие о гибели Миттермайера. Кайзер смотрит на Ройенталя с ужасом, но тот не видит этого, не осознает, что его пальцы вцепились в спинку кресла. Он вообще не чувствует ничего, кроме разрастающейся внутри боли. Ему кажется, что он сейчас тоже умрет. Но спустя секунду голос Миттермайера возвращает его к жизни. Ошибка, всего лишь ошибка. — Не знаю, как вам, Ройенталь, — говорит Райнхард с нервным смешком, — а мне надо выпить. Ройенталь кивает. Он пока еще не чувствует в себе сил говорить. Но выпить определенно стоит. Двери кают-компании с тихим щелчком захлопываются за ними. Они здесь вдвоем, больше никого нет, вокруг все еще кипит бой. Но полчаса армия обойдется без своего главнокомандующего. Райнхард резким движением срывает плащ, словно тот душит его, и швыряет на ближайшее кресло. — Виски? Райнхард кивает и принимает стакан из рук Ройенталя. — Вам повезло, Ройенталь, выпьем же за вашу удачу. Они пьют, не чокаясь. Да, ему повезло. Ройенталь вспоминает это чудовищное чувство потери и вздрагивает. Он не смог бы жить дальше, если бы Миттермайер и вправду погиб. Отставив стакан, Райнхард отходит к экрану, имитирующему окно. На нем видны звезды — обманчиво спокойные. Тишину в каюте нарушает только тихое позвякивание цепочки — Райнхард снова вертит в руке медальон. А ведь ему не повезло, вдруг понимает Ройенталь. Его потеря не обернулась всего лишь кошмарным сном, он все еще носит в груди эту боль. Живет с ней каждый день. И никому не позволяет больше приблизиться к себе — не потому ли, что боится потерять? Не позволяет или… или никто не пытается? Разве Ройенталь сам не смотрел со стороны, ожидая? Какой обман зрения заставил его увидеть непреодолимую стену между ними? Величие, власть… что еще, как он думал, делало Райнхарда недосягаемым? Сделать шаг к Райнхарду невероятно трудно. Ройенталь словно продирается сквозь вязкий кисель. Что, если он ошибся, что, если сейчас его оттолкнут, окатят презрением? Еще один шаг, и руки ложатся на плечи, Ройенталь сам поражается своей наглости. Вздрогнув, Райнхард почти моментально разворачивается, и в глазах его такое изумление, что перехватывает дыхание. И ни следа недовольства. Или Ройенталю так хочется в это верить? — Что вы делаете, Ройенталь? — голос Райнхарда звенит от напряжения. — Меня зовут Оскар, — хрипло отвечает Ройенталь, делая то, что так давно хотелось — зарываясь пальцами в волосы Райнхарда, притягивая его к себе для поцелуя. Золотистые кудри оказываются мягкими как шелк, щекочут ладонь. Райнхард откликается на поцелуй так, словно ждал этого. Приоткрывает губы, впуская язык Ройенталя. Это кажется невозможным, невыносимо сладостным. Держать Райнхарда в объятьях, ласкать его, чувствовать вкус виски на его языке, смотреть, как вздрагивают пушистые ресницы — Райнхард всегда закрывает глаза, когда целуется. Всегда. Ройенталь уже знает наверняка, и это знание еще сильнее кружит голову. Наконец Райнхард отстраняется. Его глаза потемнели от возбуждения. — Оскар, — говорит он, отдышавшись. Собственное имя, произнесенное этим голосом, кажется самым прекрасным на свете. И Ройенталь окончательно теряет голову. — Ко мне или к тебе? Райнхард смеется, так искренне. — Ты уже у меня, на моем флагмане, ты забыл? — Тогда, может, ты сделаешь так, чтобы сюда никто не вошел? — в тон ему отвечает Ройенталь. Внутри все екает каждый раз, когда он говорит кайзеру “ты”. Словно ждет, что его одернут, поставят на место. Но Райнхард лукаво улыбается, выворачивается из объятий и подходит к двери. Тонкие пальцы набирают код на замке, и Райнхард оборачивается с видом победителя. — Дверь заблокирована. Он как никогда напоминает сейчас того мальчишку, которому присягнул Ройенталь. Которого целовал на кухне старого дома на Одине. И второй раз за вечер Ройенталь делает шаг навстречу. Мундир у Райнхарда немного другой, но застежки на нем найти даже проще. Хорошо, что плащ Райнхард уже снял — Ройенталь не уверен, что смог бы разобраться, как его отцеплять. Звякает пряжка на ремне, вслед за мундиром на пол летит рубашка. Ройенталь поспешно раздевается сам. На этот раз ему не хватит торопливых ласк, он хочет большего. Почувствовать Райнхарда всем телом, кожей к коже. Райнхард ждет, присев на диван. Длинные волосы струятся по обнаженным плечам. Он кажется похожим на прекрасную статую. Ройенталь встряхивает головой, отгоняя наваждение. Райнхард такой же человек из плоти и крови. Опустившись на колени, Ройенталь пытается расстегнуть на нем брюки, но Райнхард неожиданно зло отталкивает его. — Не смейте становиться передо мной на колени, — шипит он разъяренно. Сейчас бы встать и уйти, раз Его Величество изменил свое решение, но дверь заблокирована, да и Ройенталь чувствует, что его неправильно поняли. — Если ты знаешь более простой способ помочь тебе снять брюки… — он не договаривает. Наклонившись, Райнхард прислоняется лбом к его лбу, обнимает за плечи. И смотрит — глаза в глаза, так невероятно близко, не моргая. Ждет. — Райнхард… — тихо произносит Ройенталь. Тот на мгновение закрывает глаза. — Я сам. Только… — голубые глаза вновь распахиваются, и он говорит, еле слышно: — Нам нужна смазка. По телу Ройенталя прокатывается волна жара. Он старается не думать о том, что означают эти слова. — Сейчас, здесь должна быть аптечка. Когда он возвращается с тюбиком заживляющего крема, Райнхард уже полностью раздет. Ройенталь протягивает ему свою добычу, но Райнхард качает головой. — Иди сюда. Ройенталь и рад был бы лечь рядом, но диван слишком узкий, и он опускается сверху. Райнхард обнимает его, заставляя прижаться крепче, лечь всем весом, и от этого Ройенталь окончательно теряет голову. Он целует Райнхарда страстно, ненасытно, вовсе не нежно, как собирался. Прихватывает зубами кожу на груди, обводит языком сосок. Райнхард не стонет, только тяжело дышит, изо всех сил вцепляясь пальцами в его плечи, приподнимает бедра и трется возбужденным членом о член Ройенталя. Больше не сомневаясь, Ройенталь выдавливает крем на ладонь, торопливо наносит его. То, как напрягается Райнхард, когда пальцы Ройенталя оказываются внутри него, заставляет опомниться, действовать медленнее. Но ненадолго. Перед глазами все плывет от желания, и, хотя подготовки было недостаточно, Ройенталь не способен дольше терпеть. Он входит в Райнхарда и замирает, хватая ртом воздух. Давая привыкнуть к себе. Ройенталь смотрит, как Райнхард сжимает губы, как спутались волосы у него на лбу, как бисеринки пота проступают на его верхней губе. Как у простого смертного. Невозможно поверить в то, что лежащий под ним мужчина, тот, чьи мышцы сейчас сжимаются вокруг его члена, тот, в ком так хорошо и горячо — властелин всей галактики. — Ну же, — Райнхард подается навстречу, сжимая коленями его бока. И Ройенталь начинает двигаться. Сначала медленно, а потом все быстрее и яростнее. И Райнхард стонет в такт, двигаясь вместе с ним. — О-оскар, — выдыхает Райнхард и кончает, выгибаясь в его руках. И, как верноподданный Его Величества, Ройенталь кончает вслед за ним. Он лежит на Райнхарде, не в силах, да и не желая подняться. Пальцы Райнхарда перебирают его волосы. — Почему ты не сделал этого раньше? — спрашивает Райнхард, не открывая глаз. — Потому что я идиот, — честно отвечает Ройенталь и касается губами его ресниц. Спустя несколько дней кайзеру станет дурно в разгар боя. Войска, почти одержавшие победу, будут готовы отступить. Если бы Ройенталь не знал, как сильно доверяет ему Райнхард, он никогда не осмелился бы подхватить знамя, выпавшее из его рук, и Ян Вэньли снова смог бы ускользнуть. Победа Империи вновь была бы неполной. Но теперь Ройенталь знает, что иногда нужно просто сделать шаг. И он его делает. Название: Перья, шпаги, всё такое Автор: WTF LoGH 2014 Бета: WTF LoGH 2014 Размер: мини, ~1900 слов Пейринг/Персонажи: Ульрих Кесслер/Нейдхарт Мюллер Категория: слэш Жанр: эротический трэш Рейтинг: R Предупреждения: ООС, трэш и прочий глум Краткое содержание: Кесслер кое-что знает. Мюллер понимает это по-своему. Размещение: запрещено без разрешения автора Для голосования: #. WTF LoGH 2014 - работа "Перья, шпаги, всё такое" Кажется, на этом всё. Ульрих отложил в сторону последнюю папку, распухшую от бумаг и снимков, и устало опустил подбородок на сцепленные в замок пальцы. День клонился к вечеру, и звезда спектрального класса G2V с неоригинальным именем Вальгалла заливала горизонт бледно-розовым закатным светом. Оставалось ещё одно дело, последнее на сегодня, но при этом самое важное из всех. Хлопнула дверь, и Кесслер отвернулся от окна. — Вы хотели меня видеть? — поинтересовался Нейдхарт Мюллер. В наивных, почти мальчишечьих глазах не мелькнуло и тени волнения. Кесслер хорошо знал этот предельно честный взгляд. И потому не верил ему ни на грош. — Проходите, — пригласил он Мюллера, жестом показывая, куда можно сесть. — Надеюсь, вам не пришлось ждать? — Наоборот. Ваши церберы пропустили меня с таким удовольствием, что я уже не уверен, не арестован ли. Это была шутка, так что Ульрих счёл нужным улыбнуться, пока Мюллер устраивался поудобнее на жёстком стуле, закидывал ногу на ногу и вообще принимал крайне непринуждённую позу. — Вы не арестованы, — заверил его глава военной полиции. — И сможете уйти отсюда сразу после того, как мы с вами обсудим пару вопросов. Не волнуйтесь, этот кабинет не прослушивается. — Я не волнуюсь, — хмыкнул Мюллер. — Не станете же вы прослушивать самого себя. — Не обязательно, — возразил Кесслер. — Это бывает весьма любопытно. Но я вас пригласил не для того, чтобы делиться своими хобби. — Тогда зачем же? Кесслер внимательно следил за выражением серых глаз. Лицо может лгать, зрачки — никогда. — Речь идёт о вашем личном деле, — пояснил он. — Вернее, о его засекреченной части. Герцог Лоэнграмм поручил мне исследовать закрытую часть военных архивов, которая стала доступна только после Липпштадской войны, и я нашёл там любопытные данные. — Да? — очень искренне удивился Мюллер. — И что же там сказано? Улыбнувшись, Кесслер извлёк из ящика стола лист бумаги и положил его перед своим собеседником. — Но здесь ничего нет, — резонно заметил тот. — Примерно так выглядело бы ваше личное дело, вздумай я распечатать некоторые страницы. Файл есть, но в нём ничего нет. Мюллер пожал плечами. — Возможно, всё пожрал какой-то компьютерный долгоносик. — Это секретные архивы внутренней разведки, — заметил Кесслер. — И защита на них надёжнее, чем на сейфе с императорской короной. — А корона хранится в сейфе? — Мюллер! Тот развёл руками. — Извините. Я и правда не представляю, как такое могло произойти. Меня это тоже весьма печалит — теперь в старости мне сложнее будет написать мемуары. Много информации пропало? Безусловно, очень честные серые глаза. Кесслер тяжело вздохнул. — Исчезла информация о вашей работе на Феззане. Остались все сведения, переданные вами в центр, но подробности — ваше прикрытие, контакты, связные, пароли — стёрты безвозвратно. Как такое могло произойти? Мюллер развёл руками, показывая, что в душе этого не ведает. — А ещё во внешней базе есть пометка, что часть файлов была уничтожена, когда в землю перед зданием архива ударила молния, — ровно продолжил Кесслер. — Вам это не кажется странным? — Обычный компьютерный сбой, — покачал головой Мюллер. — Печально, но случается. Наверное, что-то сгорело при скачке напряжения. — Адмирал, — мягко улыбнулся Кесслер, — вы хорошо знаете физику? — Это риторический вопрос. — Разумеется. Уверен, вам известно, что молнии обычно ударяют в самую высокую точку местности. Так что удар в клумбу под окнами выглядит несколько странным. — Видимо, это была очень странная молния. — О, да. Настолько странная, что выборочно удалила именно информацию из файла в вашем личном деле. Вы случайно не были в сговоре с этой молнией? — Нет, — покачал головой Мюллер. — Если вам нужны контакты с молниями, то обратитесь лучше к Тору, он на этом специализируется. — Похоже, он действительно причастен к этому делу. Потому что информация о погоде в тот день показывает, что в момент удара над архивом было чистое голубое небо без единого облачка. Мюллер задумчиво покачал головой. — Вы правы, — признал он, — это была чрезвычайно странная молния. Очень жаль, что информация теперь утрачена навсегда и вы не сможете предоставить эти сведения его превосходительству... — Ну, — протянул Кесслер, откидываясь в кресле, — я был бы плохим начальником полиции, если бы не смог. Он внимательно наблюдал за реакцией Мюллера. Тот держался прекрасно. Разве что побледнел немного, почти незаметно, и сел прямее. — Вам удалось восстановить информацию? — поинтересовался Мюллер предельно спокойно. — Нет, к сожалению, файл убит безвозвратно, — отозвался Кесслер будничным тоном. — Однако у меня есть свои источники. — Надежные? — Весьма. На нижних уровнях архива нашлись резервные копии. Они не пострадали, и ваше дело там присутствует в полном объёме. По тому, как пальцы Мюллера вцепились в край стола, Кесслер понял, что слегка перегнул палку. Но у него не было иного выхода — это дело необходимо было прояснить. — Вопрос в том, — продолжил он, — обращать ли мне внимание герцога Лоэнграмма на некоторые... подробности вашей службы на Феззане. Мюллер судорожно облизнул губы. — Я не понимаю, о каких подробностях вы говорите, — заявил он. — Его превосходительство знает, что я служил во внутренней разведке. Я поставлял ему сведения во время секретной миссии по ту сторону коридоров. Кесслер счёл излишним уточнять, что внутренней эта разведка считалась лишь постольку, поскольку Феззан оставался имперским доминионом. На деле же агенты работали как в тылу врага, если не хуже. Вместо этого он спросил: — А его превосходительство знает, какое у вас было прикрытие? Быстрый взгляд, который Мюллер бросил на закрытую дверь, а потом на окно, лучше всяких слов отвечал на этот вопрос. — Надёжное, — уклончиво сообщил он. — Как вы уже заметили, я не прослушиваю сам себя, — напомнил ему Ульрих. — Можете говорить. — Вы это знаете лучше меня, если действительно нашли копии. — Я знаю, — согласился Кесслер. — В течение полутора лет вы прожили под личиной Аркадии Линберг, по совместительству любовницы правителя Феззана. Мюллер судорожно сглотнул. — Это правда, — признал он. — А впоследствии при первой же возможности решили уничтожить эти сведения, чтобы Лоэнграмм никогда не узнал ваш маленький секрет, — продолжил Ульрих. — Кстати, с молнией вы зря. — Было не до сочинения правдоподобных причин, — огрызнулся Мюллер. — В городе самую малость шли бои. Знаете, стрельба и всё такое. — Я знаю. Поэтому и спрашиваю: следует ли герцогу знать эти подробности? — Полагаете, это важная информация, которая может пригодиться для чего-то, кроме шантажа? — Я вас не шантажировал. — Да, извините, вы только собирались. Кесслер покачал головой. — Вы ошибаетесь, Мюллер. Я не собираюсь вас шантажировать. Я хочу просто задать ряд вопросов. — К примеру? — Прежде всего — как? Как вам удалось выдать себя за женщину? Я понимаю — внешне, хотя, честно говоря, не с вашими плечами... Но в постели? Мюллер фыркнул. — А кто сказал, что я выдавал там себя за женщину? — Но... Теперь пришёл черёд Кесслера таращить от удивления глаза. — Аркадия в прошлой жизни была молодым транссексуалом по имени Марк Лимберт, — сообщил Мюллер, ухмыляясь. — На Феззане это мало кого беспокоило, зато отводило все подозрения ещё до того, как они возникали. Впечатляет? — Более чем, — признался Кесслер. Даже в его искушённом странными вещами мозгу слабо укладывалась получившаяся схема. — Ну? — Мюллер навалился на стол и вдруг оказался очень близко, глаза в глаза. — Что ещё вас интересует? Желаете узнать, не ношу ли я под формой кружевное бельё? Не висит ли у меня в шкафу лифчик на вате? Крашу ли я губы? Его дыхание отдавало почти неуловимым ароматом лимонной мяты. — Последнее излишне: я отсюда вижу, что не красите, — попытался Ульрих разрядить обстановку. Обстановка разряжаться не пожелала. — Вы уже всех офицеров генерального штаба допросили таким образом? — поинтересовался Мюллер, не торопясь садиться обратно. — Это не допрос. Это дружеская беседа. — И сколько ещё таких дружеских бесед вы провели? Спросили Ройенталя и Миттермайера, хорошо ли они проводят вечера в глубоком космосе? Кесслер едва не рассмеялся. — Вот уж для чего точно нет нужды поднимать секретные архивы. Двойную Звезду достаточно один раз проводить до дома, чтобы всё понять. Нет, Мюллер, вы гораздо интереснее. — М-да? — теперь бывший разведчик опирался на край стола ещё и коленом. — Вы только что сказали, что я вам интересен, я не ослышался? — Послушайте, это не то, что вы поду... Договорить Ульрих не успел. Что-то стремительное, весьма напоминающее чёрную молнию, перелетело через стол и плюхнулось ему на колени. — Не отрицайте, — прошептал прямо в ухо обалдевшему Кесслеру тихий голос. — Это оригинальный способ, не спорю... Я вам интересен, вы раскапываете компромат на меня и теперь, чтобы вы не слили эти сведения Лоэнграмму, я должен откупиться, не так ли? Мне нравится эта игра... — Мюллер, вы спятили, — обречённо выдохнул шеф военной полиции. — Какие игры? Я всего лишь... Руки сбрендившего адмирала легли ему на плечи, влажные от непрерывного облизывания губы быстро коснулись виска, скулы и остановились на мочке уха. Кесслер ощутил, как от томного вздоха по шее пробежал холодок. — Если вы не это имели в виду, — томно протянул Мюллер, — то почему же вы меня не оттолкнёте? — Потому что вы ударитесь о стол, — ответил Кесслер первое, что пришло ему в голову. — Так всё-таки я вам интересен?.. — Вы рехнулись. — Не я первым начал играть в прокурора, — фыркнул Мюллер. — Так кого вы предпочитаете? Распутную феззанскую девицу Аркадию, которую выгнали бы из борделя за отвязное поведение? Или молодого и наивного адмирала, которого вы так ловко загнали в угол? — Я не загонял вас... Да прекратите же! Мюллер, не теряя времени, деловито расстёгивал его штаны. То, с какой ловкостью он это проделывал, сидя у Кесслера на коленях, без лишних слов давало понять, что в этой области у «наивного адмирала» имеется серьёзный опыт. — Можете кричать, — разрешил ему Мюллер, прежде чем нырнуть под стол. — Только кричите не своим голосом. Тогда ваши цепные псы просто подумают, что вы меня пытаете, и из вежливости не станут заглядывать. — Я вас не... Ох! — выдохнул Кесслер. Это явно спятивший Мюллер обхватил головку его члена губами и вдохновенно посасывал, словно леденец. Ульрих вцепился в подлокотники кресла и постарался не вскрикивать в самые прочувствованные моменты. Жёсткий, граничащий с грубостью минет крайне слабо располагал к разговорам. Первым душевным порывом Кесслера было оторвать от себя обнаглевшего развратника, но этот порыв как-то очень быстро сошёл на нет. Вслед за ним куда-то скрылась в ужасе мысль, не проходил ли Мюллер перед своей работой на Феззане какую-то специальную подготовку. Потому что не мог человек просто так взять и... — Твою ж мать!.. — прошипел сквозь сжатые зубы Ульрих, судорожно пытаясь понять, куда же он кончил. Дай боги, всё же не на штаны. Из-под стола появилась крайне довольная сероглазая физиономия. Мюллер, широко улыбаясь, слизнул сперму с губ. До Кесслера медленно доходил весь ужас произошедшего. Ему дали взятку? Телом?.. Нет, всё было гораздо хуже. Всё было обставлено так, словно он сперва шантажировал Мюллера, вымогая взятку, а потом ещё и... Изнасиловал, что ли? Принудил? О, нет... И главное, кого — адмирала рейхсфлота! Ульрих ощутил смутное желание арестовать самого себя. — О да! — чуть хриплым голосом заявил Мюллер. Со всей внезапностью Кесслер обнаружил, что эта квинтэссенция разврата на рабочем месте вновь сидит у него на коленях и пытается поцеловать взасос, преодолевая слабое сопротивление. — Это было самое оригинальное первое свидание в моей жизни! — изрёк Нейдхарт Мюллер, почти касаясь губами кончика носа только что развращённого им шефа полиции. — Я много чего видел, и на Феззане в том числе, — продолжал он, пока Кесслер пытался понять, шутка это или нет, и не снится ли ему всё происходящее в горячечном бреду. — Честно скажу, бывало всякое. Но вот так, в штабе полиции, в виде допроса... Это действительно круто! — Это было не свидание! — едва не взвыл Кесслер. Мюллер прижал палец к его губам. — Тсс. Конечно, не свидание. Я никому ничего не скажу... Но кстати, с наручниками было бы ещё круче. Как насчёт следующего раза? У тебя есть наручники, верно? — Нейдхарт... — Тебе понравилось! — категорично заявил наглец. — Мне тоже, так что мы обязаны продолжить. — Ты спятил, — в который раз повторил Кесслер. — Я всегда таким был, — Нейдхарт подмигнул самым развратным образом и наконец-то соизволил слезть с колен. — Ну так что, завтра здесь же? Или у тебя есть комната для допросов? Пыточная?.. — У меня есть сыворотка правды, — не выдержал Кесслер. — Говорят, ощущения незабываемы. Мюллер просиял. — Я уже говорил, что в восторге от твоей фантазии, да? Значит, завтра в то же время. Сыворотку свою не забудь! И ушёл. Кесслер с минуту тупо смотрел ему вслед, пытаясь понять, что это было. Потом бессильно уронил голову на руки. Во имя богов, что тут происходит?! За окном звезда главной последовательности Вальгалла уже почти скрылась за горизонтом, на прощание оттенив облака цветом крови. По холодку, закравшемуся в штаны, Кесслер понял, что не худо бы застегнуть ширинку. doc | fb2

@темы: Шоб було!, Честно спёртое, ФБ-2014, ЛоГГонутое, фанпродакшн