Название: С нуля
Автор: WTF LoGH AU 2016
Бета: Анонимный доброжелатель
Размер: миди, 5689 слов
Пейринг/Персонажи: Райнхард фон Лоэнграмм, Юлиан Минц и др.
Категория: джен, слэш
Жанр: драма
Рейтинг: PG-13
Предупреждения: АУ, ООС. Написан по мотивам заявки с LoGH One String Fest АУ–53: Дарк!Юлиан Минц/Райнхард фон Лоэнграмм. Юлиан раскрывает себя перед Де Вилье и предлагает сотрудничество. Цель Минца - победа над Рейхом и Лоэнграмм в личное пользование.
Краткое содержание: Живые не выдерживают там, где мертвецы продолжают работать.
Размещение: после деанона
Для голосования: #. WTF LoGH AU 2016 - "С нуля"
Его раздевают до нитки равнодушно и по-деловому. Так же, не проявляя ни малейших эмоций, связывают нейлоновым шнуром. Руки – за спиной, да еще и локти притягивают к бокам, ноги – в лодыжках и коленях. Не люди – тени в коричневых рясах. У них кошмарно-одинаковые лица и не чувствующие, словно пластмассовые, пальцы. Райнхарду всё равно. Он не выполнил и никогда не выполнит обещания, данного человеку, который для него значил куда больше всех остальных. У него больше нет чести и стыда.
Галактика плавает в хаосе войны всех со всеми. Нет Рейха, нет Альянса. Есть скопище беспрерывно грызущихся между собой скороспелых звездных княжеств, доминионов, республик… и какая разница, насколько медленно заставят умереть его, бывшего кайзера развалившейся империи? Тем более смешно рассуждать, честно его захватили или нет.
В каменном мешке холодно, живот и ноги моментально покрываются пупырышками гусиной кожи. Как странно, он сам не чувствует ничего, а его тело все еще реагирует на холод. И на боль, наверное, тоже.
На него набрасывают его же плащ. Вряд ли это милость, скорее, приказ. Тени действуют только по приказу. Не исключено, что это какой-то неведомый терранский ритуал.
Райнхард отсутствующе молчит, пока его оборачивают, словно саваном, белой тканью, взваливают на чье-то плечо и куда-то несут. Путь заканчивается на мягком и ровном. Пока его перекладывают, угол плаща соскальзывает с головы, и Райнхард может видеть скромно обставленную комнату, единственной необычной деталью которой является камин. В широкой каминной пасти пылают дрова, поэтому в комнате очень тепло. Он лежит на застеленной неширокой кровати, и его сразу же клонит в сон. Он закрывает глаза, не удосужившись даже рассмотреть того, к кому его доставили в виде готовой к разделке туши. Внешность Великого Епископа культа Терры его больше не интересует.
Этот полусказочный персонаж велит теням удалиться, и тени повинуются. Райнхарду безразлично, но все же без их давящего присутствия легче дышать.
Скрип кровати. Человек, приказывающий теням, садится рядом с распростёртым пленником. Раскрывает плащ.
– Здравствуй, – говорит он.
Райнхард вздрагивает и распахивает глаза. У него полная иллюзия, что говорит он сам: то же неизбывное равнодушие, то же тупое, безысходное отчаянье, та же покорность судьбе. Он встречает свой же взгляд, пустой и отрешенный. Только радужки темные, как стоячие омуты.
– Здравствуй, Юлиан.
Райнхард узнает воспитанника Яна Вэньли с трудом. Они виделись лично всего раз, но не в этом причина – у Райнхарда отличная память, к тому же газеты... И не в том, что потрёпанный форменный берет прикрывает теперь не шапку взъерошенных волос, а короткую армейскую стрижку. И даже не в морщинах, прорезавшихся в углах все еще юношески пухлых губ. Все дело в глазах. Тогда они горели огнем одержимости, а сейчас… Сейчас на Райнхарда смотрит точно такой же мертвец, как и он сам. Это забавно, просто не имеет значения.
Юлиан Минц достает нож с непривычно широким клинком. Тело, которое не хочет боли, пытается сжаться, но разум, который не боится уже ничего, приказывает ему расслабиться. Холодное лезвие скользит по коже, и в тёплой комнате это даже приятно. Нож не причиняет боли, он поддевает острейшей кромкой веревки одну за другой. Чтобы добраться до связанных рук, Минц переворачивает Райнхарда за плечо. Обратно он переворачивается самостоятельно, но подняться не пытается.
Поднимается Юлиан. Проходит к маленькому шкафу, лезет в ящик.
– Я не садист и не извращенец, – говорит он, распрямляясь, и на голый живот Райнхарда шлепается нераспечатанный пакет с нижним бельем. – Но надо, чтобы думали именно так.
Безликий уникомбез бывший президент развалившегося Альянса вешает на спинку кровати.
– Кому надо? – спрашивает пленник, которому внезапно становится почти интересно.
Лежать нагишом глупо, и он лениво одевается, не спуская ног на пол. Комбез впору.
– Отцу, адмиралу Яну, – обыденным голосом отвечает Юлиан, словно покойный адмирал только что вышел из комнаты и вернется через десять минут. – Он был прав, а я хотел доказать обратное. Он говорил, что нет хорошего Альянса и плохого Рейха, а есть только люди, хорошие и плохие. Он верил, что хороших – больше, просто надо научиться разговаривать на одном языке. Галактика одна на всех, говорил мой отец. И всегда цитировал из старой книги о том, что нельзя изгонять бесов силою Вельзевуловой.
Райнхард не знает, что такое сила Вельзевулова и кого ею нельзя изгонять. Ему надоедает сидеть, и он снова ложится, закидывает руки за голову.
– Ты решил начать с меня? – для вящей оскорбительности стоило бы перейти на «вы», но любые условности сейчас прозвучат нестерпимой фальшью.
– Да. Потому что тебе больше нечего терять. Я это только что проверил. Мне тоже нечего. Восемь дней назад в госпитале умерла Катерозе, моя жена. Умерла от ожогов, ее вытащили из горящего «Спартанца», а в больнице не оказалось нужных медикаментов. Мы не успели попрощаться, и я выгорел вместе с ней до конца, Лоэнграмм.
Задело неожиданно больно. Огненная шевелюра Карин Минц всегда заставляла вспомнить о Кирхайсе. В последнее время Райнхарду становилось все труднее вспоминать его, и он всегда старался в первую очередь выхватить глазами из ленты новостей о боях между осколками Альянса именно эту рыжую стерву, злоязыкую демократку и неукротимую валькирию.
Но соболезнования так и не срываются с губ. Минцу не нужны его соболезнования. Как не нужны они были Лоэнграмму, когда истекал кровью Кирхайс и, двумя годами позже, истаивала от рака Аннерозе. Он просто выгорел раньше Юлиана.
– Мертвецы не умеют разговаривать, – криво усмехается Райнхард. – Ты ошибся.
– На этот раз – нет, – Юлиан не удивляется такому определению, он с ним согласен. – Мертвецы не умеют разговаривать, ты прав. Но они умеют работать. Только они умеют, им ничего не мешает. И им, мертвецам, надо сделать так, чтобы живые могли слышать друг друга. Галактика должна стать единым целым, даже если где-то стоит трон, а где-то – избирательная урна. Но закон должен быть один на всех. Ты согласен, Лоэнграмм?
Райнхард приподнимается на локте. Он заинтересован уже всерьёз и не намерен этого скрывать.
– У тебя есть идеи для начала?
– Есть.
Юлиан удивляет его, начиная раздеваться. Не медленно и не быстро. Так, словно пришел домой после работы и решил принять душ. Блики огня из камина играют на гладкой коже, спотыкаясь только на шраме, пересекающем спину наискосок. Минц прекрасно сложен, несмотря на небольшой рост. Без малейшего стеснения, уже полностью нагой, он что-то берет с каминной полки и подходит к Райнхарду. На запястье пленного (борозда от веревки еще не побледнела) защелкивается металлический браслет. Так плотно, что через секунду уже нельзя понять, где был разъем. Браслет кажется цельнолитым. Второй точно такой же браслет Минц застегивает на своей руке. Он демонстрирует на «украшении» крошечную задвижку, скрывающую кнопку меньше булавочной головки.
– Это бомбы, – сообщает он спокойно. – Любая попытка снять активирует взрыв. Отрезать руку тоже не поможет. Если один из нас нажмет на кнопку, взорвутся оба браслета. И только так. Залог равновесия. Все решения принимаем только вдвоем, и только тогда, когда они будут устраивать более или менее обоих. Можешь нажать сейчас, если не согласен.
Юлиан возвращается к шкафу, достает оттуда точно такой же комплект, какой дал Райнхарду. Безликий серый уникомбез, нераспечатанное белье. Одевается неспешно, как и раздевался.
Райнхард рассматривает браслет, поворачивая руку влево и вправо.
– Значит, – говорит он задумчиво, – ты себе выбрал роль тирана и злодея.
Минц коротко кивает и задергивает застежку комбеза до горла.
– Да. Ты пока побудешь мучеником. Потом посмотрим по ситуации. Возможно, ты меня свергнешь, возможно, сбежишь, там увидим. Кое-какие наметки есть, но пока ты их не проштудируешь, говорить особо не о чем. Если у тебя что-нибудь есть, пиши по пунктам, бумага и комп на столе. Выделяй особо людей, которым можно верить, достанем откуда угодно, лишь бы были живы.
Теперь кивает Райнхард. Это его шанс сдержать обещание. Точно – последний шанс.
– По нулям, кайзер?
В огонь летят берет и маленькая нашивка с алой розой.
Чтобы скомкать и швырнуть следом белый плащ, Райнхарду все же приходится встать с кровати.
– По нулям, президент.
***
– Это уже не секта, Райнхард. Это очень эффективная спецслужба широкого профиля.
– Верю. Точнее, убедился на собственной шкуре. Рейх оказался… я оказался не готов к диверсионной войне. А как же религиозные догматы?
– Их пришлось серьезно пересмотреть.
– И что, все согласились?
– Те, кто выжили – да.
***
Живые не выдерживают там, где мертвецы продолжают работать.
***
Фриц Йозеф Биттенфельд рычал почти беззвучно. Напряженная поза хищника, готового к прыжку. Человек, которому он приносил клятву верности, смотрел в пол, и гордая некогда голова была безвольно склонена. Тот кайзер, которого помнил Фриц Йозеф, никогда бы не стоял так покорно, даже будучи, как сейчас, подвешенным за руки к крюку в потолке.
Он сломал его. И именно это абсолютно невыносимо. Лучше бы убил. Но этот мерзавец предпочел превратить Райнхарда фон Лоэнграмма в свою игрушку.
С каминной полки Биттенфельду издевательски подмигивал епископ Де Вилье. Стекло большой банки и чуть желтоватый раствор, заполнявший её, не сильно искажали известные по сводкам черты. Биттенфельд не верил сплетням о садистских наклонностях скромника Минца, но лысая голова бывшего терраистского прелата выглядела убедительно. Особенно набухшая вата в перекошенных пустых глазницах. Говорили, что Юлиан собственноручно вырезал глаза убийце своего названного отца. Заживо вырезал. Возможно, тем самым ножом с непривычно широким лезвием, который он крутил сейчас в руках. Биттенфельд не мог не оценить вражескую сноровку в обращении с холодным оружием: стальная рыбка так и мелькала в сильных, ловких пальцах.
Минц стоял, паскудно ухмыляясь, между адмиралом и его кайзером. Только он. Словно приглашал. В комнате больше не было живых, только он, Лоэнграмм и этот урод. И если из низкой стойки, сбить с ног…
Нет, не получится. Биттенфельду до Минца – три шага, а Минцу до Райнхарда – меньше одного. Он успеет воткнуть клинок в беззащитное горло раньше, чем…
Фрицу Йозефу казалось, что он расслабил ноги незаметно, но это только казалось. Ухмылка врага стала шире, но из неё ушло паскудство. И нож он отложил. Недалеко, но отложил. А Райнхард одним движением вывернул руки из веревки, на которой был «подвешен» к потолку, и вытащил изо рта кляп.
– Здравствуйте, Биттенфельд, – сказал он как ни в чем не бывало, словно они встретились в коридоре Адмиралтейства после выходных. – Простите за спектакль, но мне надо было знать, что вы вынесли из последнего своего военного опыта.
Кровь прилила к щекам. Да, тогда, под Изерлоном, именно несдержанность командира Черных Улан привела имперские войска к поражению. К первому серьезному поражению. Именно тогда армаду разделили, вклинив в центр флот Меркатца, а Биттенфельд приказал разворачивать корабли, чтобы добраться до личного врага, оскорбившего его.
И сейчас адмирала еще раз ткнули носом в его ошибку, как будто разжалования было мало. Худшего, чем гнить на гражданке, Биттенфельд себе так и не смог представить. Расстрел был бы милосерднее. Больше года… Он даже обрадовался появлению врагов в темном переулке: кто-то еще принимает его всерьез! Без хорошей драки напоследок не обойдется, а чего еще нужно воину?! И плевать, что против шестерых обученных у одного шансов нет. Но смерти не случилось. Просто туманная одурь, когда вроде толком и не спишь, но каждое движение дается огромным трудом, всю дорогу до базы терраистов. И лишь в последний день ему, видимо, не добавляли в воду наркотик, чтобы прояснилось в голове.
– Меня похитили, майн кайзер, чтобы показать спектакль?
Горечи в голосе больше, чем гнева.
– Не только, – Райнхард дернул уголком рта. Почти никаких эмоций, только слабый отзвук вины. – Я не дал вам после Изерлона второго шанса, Биттенфельд. А сейчас прошу его у вас для себя. Поверьте мне еще раз. Начнем с чистого листа, и, возможно, я еще заслужу право называться кайзером.
– Для меня вы никогда его не теряли. Но разве вы не заложник этого…
– Да. Но ровно в той же мере, что и он – мой.
Райнхард вытянул правую руку и слегка встряхнул, чтобы из-под манжеты выскользнул серый литой браслет. Безучастный Минц, прикидывавшийся во время их разговора мебелью, повторил его жест. И серый браслет тоже повторился, разве что на левом запястье. Только сейчас Биттенфельд обратил внимание, что одеты они в одинаковые комбинезоны.
Это все было в высшей степени странно, но… но кайзер все объяснит. Главное – можно жить дальше.
– Можете на меня рассчитывать, ваше величество, – кивнул Королевский Тигр и отработанным жестом пригладил медно-рыжую, крепко битую инеем гриву.
***
Только по ночам мертвецы забывают о том, что мертвы. Они не любят ночей.
***
Желчного старикашку они убалтывали часа три. Старикашка сонно покачивался на стуле и морочил им головы. Неизвестно, чем он был так дорог Юлиану, но к четвертому часу однообразных, ходящих по кругу разговоров Райнхард пришел к выводу, что пристрелить будет гораздо эффективнее. Он отстранился от беседы, давая понять, что считает затею бесполезной. Юлиан понял правильно и сделал просящее лицо. Райнхард чуть заметно передернул плечами, но почему бы и нет? Если так нужно…
Там, где слова оказались бессильны, обмен взглядами и жестами почему-то решил дело. Узкие глазки старца неожиданно остро стрельнули из-за бруствера дубленых морщинистых век сначала в Юлиана, затем в Райнхарда.
– Если так… – медленно, но без прежней обманчивой тупости сказал старик, которого знакомые называли Мураи, и никто не знал, имя это, фамилия или прозвище. – Если так, то может и получиться. Имеет смысл попробовать. Если я еще на что-то гожусь…
– Спасибо, Мураи. Что вам нужно для работы?
– Информация, конечно. Задачу я понял.
– Вся, что у нас есть – в вашем распоряжении.
Когда этот сухарь ушел, сопровождаемый тенью в рясе, Юлиан обронил:
– Только что мы получили одного из лучших аналитиков бывшего Альянса. Хотел бы я знать, что он такого увидел.
– Не всё ли равно, – зевнул вымотанный Райнхард. – Иногда людям кажется, будто в шкафу находится дверь в иные миры. Но на самом деле это просто шкаф. Главное, Мураи будет работать на нас.
– Да. Он не подведет, если взялся.
***
Они спохватываются глубокой ночью. Усталость у обоих – застарелая, перешедшая из количества в качество, а потому незаметная. Но оба знают, что нужно спать, иначе тело предаст в самый неподходящий момент.
О том, что кровать – одна, до момента, когда она понадобилась, не думали. Слишком много других задач.
– На правах мученика могу лечь на пол, – предлагает Райнхард.
– Незачем, – отзывается Минц. – Мы не разъелись на руководящих должностях, – криво усмехается он, – поместимся. Завтра распоряжусь, чтобы поставили вторую. А ты на правах мученика залезай под стенку, я плохо сплю, если не с краю.
Райнхарду все равно, он плохо спит везде. Он поворачивается лицом к стене и закрывает глаза. Из темноты под веками на него смотрят настоящие мертвецы, те, которые не могут, в отличие от него самого, дышать. Их пока не видно, только чувствуются тяжелые взгляды. Райнхард знает, что во сне они подойдут ближе, и пощады не будет.
Но этой ночью все иначе. Юлиан обнимает его поперек живота и прижимается щекой к лопаткам. Он не желает оскорбить и ни на что не намекает, он, наверное, просто привык так спать со своей рыжей Карин. Райнхард не возражает. Когда в восприятие не вмешиваются условности, все гораздо проще. Объективно же он чувствует себя защищенным внутри магического кольца из чужих рук. Призраки уходят, не в силах преодолеть барьер, остается только Кирхайс.
Зигфрид снится ему до утра, они, совсем еще мальчишки, вдвоем смеются и дурачатся, пока Аннерозе не зовет их ужинать.
Просыпается Райнхард от запаха кофе.
– Я привык кому-нибудь готовить завтрак. Только для себя – не хочется никогда, – говорит Юлиан, расставляя чашечки на столе. – Будешь есть, или выбросить твою порцию?
– Буду.
Про установку второй кровати помнят оба, но ни один не упоминает об этом вслух.
Работа…
***
С Валеном повезло еще полгода назад, только об этом никто не догадывался. Юлиан, тогда еще живой, случайно наткнулся на мальчишку. В списках эвакуированных с Феззана и причудами войны заброшенных в объединенный детский дом на Хайнессене числился Бернхард Вален десяти лет от роду. Минц поехал в этот жуткий клоповник, невзирая на крайнюю занятость, и забрал мальчика с собой. Юлиан не рассчитывал давить на его отца, напротив, тогда он не знал, жив ли Вален-старший вообще. Но он хорошо помнил полет с Терры и доброту однорукого адмирала. Хотелось чем-то отплатить. Тогда еще жгла совесть из-за заключенной с Де Вилье сделки. Сам Юлиан не мог полноценно заниматься Берни, но он знал, куда его пристроить. «В доме должен быть мужчина, – сказал он Ортанс, вдове Алекса Кассельна. – А у Бернхарда нет дома. Может, и вообще никого нет». «Теперь у него есть мы с девочками, – ответила миссис Кассельн. – Только не проси, чтобы он потом защищал твою демократию. Больше я никого не отдам». Юлиан кивнул.
Бабушка и дедушка Берни умерли от терранского гриппа – страшной, скоротечной болезни, бушевавшей тогда в лагерях переселенцев – у него на глазах, поэтому ребенок заговорил только через месяц. Ортанс и девочки не чаяли в нем души, и он, оттаяв, ответил взаимностью. Он не помнил своей матери, а Ортанс всегда хотела еще и сына. В то, что адмирал Вален погиб под Урваши, Берни не верил ни минуты.
И правильно делал. Просто Августа Сэмюэля не искали. Тем более – на Урваши, где он провел три последних месяца после ранения. Там вообще никому ни до кого не было дела.
Командир эвакуационной группы отметил, отчитываясь, что никаких специальных мер предпринимать не пришлось. Просто зашли в переполненный госпиталь, спросили, где находится господин Вален. Равнодушная медсестра назвала палату. Переступая через больных в коридорах, посланцы добрались куда надо, взяли грязную простыню за четыре угла и унесли вместе с лежащим на ней адмиралом. Никто не спросил, кто они, куда уносят раненого. Даже сам Вален не спросил. Избавленный от шума, вони и боли (дурманящее зелье действовало и как анестетик), он проспал почти трое суток, до самого прибытия. Даже кормить пришлось внутривенно.
Прямо так, на простыне, его и доставили в комнату с камином. Указаний что-то менять во внешнем виде адмирала люди-тени не получили, поэтому и не меняли. Даже повязки. Но приказ довезти живым выполнили скрупулезно.
– Сейчас, сейчас… – бормотал Райнхард, ножом Юлиана срезая с Валена жалкие больничные обноски. – Еще немного, Вален, еще немного, – и громко: – Юлиан! Ванна готова?!
– Да, неси!
Райнхард знал, что Август был ранен не очень опасно, но раны запущены, а сам однорукий так устал от боли и собственной ненужности, что просто не хотел выздоравливать. Или уже не мог. Наверное, будь Лоэнграмм жив, его бы глубоко тронуло, насколько искусственная рука Валена выглядела массивнее настоящей. Но сейчас Райнхард просто принял это как факт. Да, истощение. Надо принять меры. Надежный как скала, Август нужен ему дееспособным.
Вален, скорее всего, считал, что попал в какой-то сон, потому что не отреагировал даже на кайзера, который мыл ему голову. Но Райнхард не расстраивался заранее, ведь в запасе было безотказное средство. Позже, уже в специально подготовленной для него комнате, Августом занялся врач. Он сделал все как надо, а не как было, добавил снотворного и велел не трогать, пока сам не проснется.
То, что адмирал Вален считал долгожданным предсмертным бредом, оказалось явью, а первым, что он увидел, проснувшись, было счастливое и встревоженное лицо сына. Хороший уход и новая надежда довершили дело. Точно просчитанное чудо не замедлило дать результат: через неделю Август Самуэль уверенно встал на ноги, а еще через две – был готов к работе. Возможно, частые визиты миссис Кассельн, прилетевшей вместе с Берни и дочерьми, тоже имели к этому стремительному выздоровлению какое-то отношение.
***
– Вот так прямо и пришел?
– Вот так. И очень прямо. Откуда узнал, как добрался – ума не приложу. Не пытать же…
– Не стоит. Все равно ничего не расскажет, если не захочет. Боги, Минц, он же совсем седой… Я даже растерялся немного. Седой Оберштайн, который своим ходом явился в штаб терраистов и заявил, что желает видеть Райнхарда фон Лоэнграмма.
– С ним легко. Ты его лучше знаешь, скажи: он мертв, как мы?
– Его нельзя хорошо знать. Я даже не знаю, был ли он когда-нибудь живым. Но я рад, что он здесь. С ним действительно легко. Помнишь, что он сказал, когда мы поздоровались?
– Конечно. «Теперь вы готовы, майн кайзер». Железный он, честное слово.
– Собака с ним была, не видел?
– Не было. Он пришел один.
– Сдохла, наверное. Совсем старый был пес.
– Ты говорил, у него был друг?
– Фернера я так не называл. Просто Пауль подпускал его к себе на полшага ближе, чем остальных. Бесконечность или бесконечность минус полшага. Почувствуй разницу.
– Я приказал его искать.
– Если ты надеешься через Фернера влиять на моего бывшего министра – забудь. Пустая трата времени.
– Не надеюсь. Но если он привык с ним работать, будет производительнее.
– Тогда ладно. Куда его определили?
– Я проводил его к Мураи, чтобы он ознакомился с информацией, но, кажется, у него ее больше, чем у нас. Во всяком случае, часа через два заглянул – мудрые старцы резались в шахматы и обменивались загадочными репликами.
– Старцы… Оберштайну сорок с небольшим. Со мной он был прям, как всегда. И сам предложил для себя роль, которую мы планировали. Теперь у меня есть темная сторона во плоти.
– Хорошо бы мне где-нибудь найти светлую…
***
Глубокое траление придонных кабаков и борделей по обе стороны Коридора желаемого улова не принесло. То есть желаемого – Райнхардом. Никаких следов Оскара фон Ройенталя. И где его искать дальше, Лоэнграмм не представлял. При мысли об экс-губернаторе Новых Земель он всегда испытывал слабый укол вины. Да, теперь он знал, что флот Лютца не успел к Марр-Адетте из-за хорошо продуманной диверсии, но тогда… Тогда Ройенталь со своими кораблями остался безо всякой поддержки против троекратно превосходящих сил противника, а боевой опыт Александра Бьюкока не позволял надеяться на какие-то просчеты. Среди развороченных кораблей «Тристан» не нашли, но безымянных обломков там было достаточно. На запросы о пленных старый флот-адмирал ответил, что ему никто не сдавался, но какое-то количество имперских вымпелов покинуло поле боя, и он приказал их не преследовать. Был ли среди тех кораблей флагман Ройенталя – неизвестно. Битва при Марр-Адетте окончательно показала, что Рейх сохранить не удастся. Кайзер объявил Ройенталя дезертиром, но в последнем бою под Капчеланкой чувствовал себя одноруким.
Зато Юлиан получил нежданный подарок: долговязый и веснушчатый. Пьяного в стельку бывшего флот-адмирала Аттенборо поисковый отряд прихватил случайно, совсем рядом с базой. Нет, ориентировка на него была выдана давно, но найти уже не надеялись.
После необходимых вытрезвительных процедур злющего, как йотуна, Аттенборо притащили в каминную. Не особо церемонясь. В том, что Дасти – живее некуда, сомневаться не приходилось. Жизнь просто била из него ключом, извергаясь матерными загибами в адрес бывшего друга. Он ему все припомнил. И экс-кайзеру тоже досталось, хотя и не так цветисто.
Юлиан не стал спорить. Он разрыдался. Громко, с бурными потоками слез. Райнхард – воплощенная укоризна – подавал ему бумажные платки и под аккомпанемент всхлипов и стонов вычитывал мораль остолбеневшему Дастиану. Действительно, заявил Лоэнграмм, гневно трепеща ноздрями, легче надраться в притоне, расквасить себе личность об чей-то кулак и вопить о том, как все плохо, а не пытаться что-то исправить. Никакого труда не составляет произносить обличительные речи и искать виноватых, не ударив пальцем о палец. Разумеется, сам флот-адмирал безгрешен, аки агнец, и имеет полное право судить всех налево и направо.
Подумав, не будет ли это перебором, и решив, что не будет, Райнхард собственноручно вытер Юлиану нос очередным платком.
Дасти медленно подобрал челюсть, сбил берет без кокарды на затылок и восхищенно сказал:
– Не знаю, ребята, что вы задумали, но я – с вами. Скучно не будет точно. Поплану надо обязательно рассказать, он оценит.
Развязный тон даже не покоробил. Напротив, Райнхард убедился, что мозги Аттенборо пропить не успел, а значит, будет весьма полезен. За ним подтянутся «спартанцы», а это реальная сила. Призывать же этого хулигана к порядку – задача Юлиана, а тот должен справиться. Подмять под себя целый культ – хорошая практика, и горе тому, кто обманется большими наивными глазами Юлиана Минца. Во всяком случае епископ Де Вилье очень пожалел, что в свое время отдал приказ отравить Яна Вэньли и думал, что восемнадцатилетний мальчишка не сумеет отомстить.
***
У Юлиана смешная пижама. На нагрудном кармане вышит игрушечный медвежонок.
– Привычка, – говорит Минц, дотрагиваясь до потешной медвежонковой мордашки. – Иногда мне кажется, что я весь состою почти из одних привычек.
Райнхард пижамной куртки не надевает. Врать, к примеру, что в комнате слишком жарко, ему лень. Если бы Юлиан спросил, возможно, он ответил бы, что ему так удобнее. Ему действительно так удобнее чувствовать тепло мягкой кожи человека, с которым делит постель уже третий месяц. Но Юлиан никогда не спрашивает. Он ложится рядом, обнимает и зарывается лицом в разметанные по спине локоны формального пленника. В их густой паутине он, похоже, прячется от своих призраков. Райнхард никогда не спрашивает. Вместе им безопасно. И это весьма рационально, ведь выспавшееся руководство действует более эффективно.
Они приобрели обыкновение болтать перед сном.
– Вот забавно, – заговаривает Райнхард, наблюдая сквозь ресницы расплывчатые отблески каминного пламени на стене, – людей – полная галактика, а Меклингера мне заменить некем. И Сильверберга, и Кемпфа… Наверняка есть и умнее, и талантливее, а заменить некем.
– Не гневи богов, они обидчивые, – бормочет ему в спину Юлиан. Слова приятно щекочутся. – Мы собрали больше, чем надеялись, и еще соберем, лишь бы живы… Есть новости о Миттермайере. А заменить и нельзя. Кто мне заменит Алекса или Федора? Адмирала Яна? Кто-то будет выполнять их обязанности, а заменить не сможет. И Фредерика отказалась идти в команду. Я ее не виню, но подыскать кого-то подходящего на ее место – нереально. Ищем…
– Знаю.
Он слегка меняет позу – рука затекла. Юлиан чутко отзывается, обтекая его немного иначе. Такая предупредительность со стороны епископа терраистов тоже может показаться забавной, но Райнхард не замечает, для него это уже естественно.
– Минц? У тебя никогда не было знания, что кто-то отобрал твою настоящую смерть?
– Было. Я уверен, что Карин забрала – мою. В день ее последнего вылета она сказала, чтобы я себя берег. Никогда раньше такого не говорила, а тогда сказала.
– Анне сказала мне то же самое перед тем, как впасть в кому. И после ее ухода у меня не было ни одного приступа. Зачем она так, ведь я же всё равно не живу?
Юлиан не отвечает, только зябко ежится.
Ночью мертвецы могут забыть, что мертвы. Но это быстро проходит.
– Спи, Райнхард. Завтра будет трудный день.
– Да. Как обычно.
***
С Волком пришлось блефовать.
Взяли его с огромным трудом, разговаривать с посланцем кайзера Миттермайер не пожелал, не поверил, оборвал все контакты. Только по тонкой ниточке выследили. Он по-прежнему искал свою семью, и в одном из притонов на Каллабиусе шустрый агент поисковой группы Минца наткнулся на конкурента, тоже собирающего сведения о высоком темноволосом офицере с разноцветными глазами. Ниточку раскрутили, и Райнхарду не пришлось краснеть за своего главкома. Миттермайер начал собирать своеобразное подполье, цели которого, правда, терялись в тумане, но оно позволило держаться вместе и не сойти с ума таким же неприкаянным военным, как и он сам.
Волк наотрез отказался в пути принимать воду и пищу, закономерно опасаясь психотропных средств или других наркотиков. Исполнители не настаивали, им было строго-настрого запрещено применять насилие по отношению к пленному сверх, собственно, захвата. Только к середине довольно долгого пути тот самый шустрый догадался предложить Вольфу сырые яйца. На корабле они были, пусть и в малых количествах. Миттермайер принял компромисс. Склизкое содержимое яичной скорлупы позволило ему не умереть от голода и жажды до пункта прибытия. Юлиану пришлось идти за ним на корабль: добровольно Миттермайер не собирался делать ничего. Конечно, стоило приподнять бровь, и строптивого гросс-адмирала притащили бы к нему в парадной упаковке, как Райнхарда, но тут случай был другой. С живыми так нельзя. Они от такого ломаются.
Миттермайер по-прежнему ничего не желал слушать, и Юлиану пришлось обхватить его за плечи и вести через три яруса базы, заглядывая в глаза снизу вверх и лопоча что-то абсурдное донельзя. Будь Волк в порядке, ничего бы не вышло. Но Вольф был далеко не в порядке. Потерянным он был, отчаявшимся, обессилевшим, причем не только от голодовки. Минц знал, что след его жены и родителей потерялся после ядерной бомбардировки Феззана. Вроде бы они успели эвакуироваться вместе с родными Валена. Из Берни свидетель был никакой, его словам о «красивой светлой фрау», вместе с которой они ехали до первой пересадки, можно было придать какое угодно значение. Других козырей, однако, у них не было, и приходилось играть тем, что выпало на расклад.
– Добрые вести, Райнхард! – заорал Минц, вталкивая Миттермайера через порог в каминную. – Пляши!
Райнхард вылетел из кабинета, с одного взгляда оценил ситуацию и… сплясал. С коленцами. А потом повис у шокированного Вольфа на шее.
– Вален-младший видел ваших на первой пересадочной от Феззана, – уверенно сказал Лоэнграмм, глядя прямо в широко открытые серые глаза. Даже не запнулся. И с чувством добавил: – Как же мне вас не хватало!
Еще пару дней Райнхард ходил именинником: Вольф привел за собой Айзенаха, Байерляйна и Кесслера. Через систему связных, созданную этими горе-подпольщиками, Лоэнграмм решился подать весточку Мюллеру и Хильде, которые были с ним в той проклятой дыре, до самого похищения.
***
Мертвецы легко манипулируют живыми. Наверное потому, что ничего не хотят для себя.
***
К некоторому сожалению Лоэнграмма бывшие изерлонцы доверяли Юлиану гораздо больше, чем подданные Рейха – ему. Или у них была лучше налажена связь. Как бы там ни было, а Меркатц с ошметками флота вышел на контакт сам, через Поплана. И был уже если не полностью осведомлен, то о многом догадался.
Райнхард при встрече со старым перебежчиком не присутствовал по случаю краткосрочного отъезда с базы. Лично ему лететь до системы Харвелла особой нужды не было, но следовало закончить с Миттермайером. Волк все еще сильно напрягался, везде подозревая подвох. И рейд на боевых кораблях в обществе кайзера без какого-либо контроля со стороны Минца должен был убедить его окончательно.
Система Харвелла ничем не выделялась из сотен таких же слаборазвитых территорий. Несколько заселенных планет. И когда была частью Альянса, и когда – недолго – была частью Новых Земель, система Харвелла не проявила себя абсолютно ничем. А вот недавно обнаружилось, что там есть нечто, сильно смахивающее на регулярный военный флот. И набеги многочисленных лихих мародеров на заманчиво-беззащитные планетки заканчивались… вот там они и заканчивались. Зато мирных беженцев принимали без ограничений.
Оставлять такую потенциальную бомбу в тылу они с Юлианом сочли нецелесообразным, поэтому небольшая, но хорошо вооруженная флотилия во главе с «Улиссом» стартовала с космодрома базы. Миттермайер бурлил энергией и постоянно повторял, что у него хорошие предчувствия. Райнхард волчьим предчувствиям доверял, но не расслаблялся.
На границе системы их встретил патруль, от которого поступило предложение назвать себя и цели прибытия. Уже через полчаса на центральном экране в зале связи флагмана можно было созерцать высокого, темноволосого и разноглазого человека в офицерской форме Рейхсфлота. К вечеру челнок с Оскаром фон Ройенталем, Адальбертом фон Фаренхайтом и Вальтером фон Шенкопфом на борту вошел в шлюз «Улисса».
После бесславной мясорубки под Марр-Адетте, убедившись, что помощи не будет, бывший губернатор Новых Земель во главе трехсот уцелевших кораблей ушел в тень. Он счел, что больше ничего разрушенному Рейху не должен. И после занимался примерно тем же, что и бывший кайзер. То есть собирал всех, кого мог, выбрав систему Харвелла в качестве штаб-квартиры. Возможностей, правда, у него было гораздо меньше. Но остатки флота Фаренхайта, Ойгена со слегка одичавшими Черными Уланами и переполовиненный полк розенриттеров на кораблях Багдаша он сумел подобрать. Дипломатический талант Адальберта помог этой разношерстной и неуживчивой команде найти общий язык и проникнуться если не дружеским расположением, то взаимным уважением – наверняка.
Райнхард позволил старым друзьям помолчать всласть, но потом все же заговорил:
– Вас всегда считали самым… неуравновешенным адмиралом моего штаба, Ройенталь. Но проверку хаосом вы прошли лучше всех нас, не забыв, что первый и главный долг офицера и дворянина – защищать гражданских. Я не могу вас ни о чем просить, но могу предложить присоединиться. Старые долги списаны, Ройенталь. И мои, и ваши.
– Мы собираем Рейх заново, – сказал Миттермайер, глядя на друга сияющими глазами. Он чуть не лопался от радости встречи и гордости за Оскара. – Ты с нами?
– Я с тобой, – губы Ройенталя тронула улыбка. Он расставил очередность. – И с вами, ваше величество. Мы все наделали ошибок, время их исправлять.
– А за Шенкопфа я заставлю Юлиана плясать, – мстительно добавил Райнхард.
И заставил. Прямо по дальней связи. На новичков это произвело неизгладимое впечатление. Вальтер озадаченно потеребил бакенбард и сказал, что вылетает к бывшему зятю немедленно, поскольку должен же быть кто-то здравомыслящий при этом ненормальном юнце. Райнхард чуть позже спросил, не держит ли генерал зла на Юлиана из-за Карин, поскольку видел в том источник возможных осложнений. Но Шенкопф только покачал головой:
– Он делал мою дочь счастливой четыре года. Я – ни дня. Свою судьбу Катерозе выбрала сама, и я ею горжусь.
У Волка все-таки подогнулись колени, когда Ройенталь сообщил ему, что Эва и старшие Миттермайеры находятся здесь, на второй планете Харвелла, в безопасности. После трагедии на Феззане уже организованные и приставленные к делу Уланы отбили очередной транспорт с беженцами у пиратов-работорговцев, а там такой сюрприз…
Суета немного улеглась, и все разбрелись отдыхать от впечатлений и новостей. Лоэнграмм попросил Оскара задержаться. Ройенталь подчинился, но как-то подобрался. Райнхард взял его за запястье, как бы невзначай продвинув пальцы под жесткую манжету мундира.
– Когда Ураганный вспоминал свою семью, – медленно проговорил он, – а это он делал достаточно часто… всегда перечислял: Эва, Оскар, мама и папа. Именно так. Он искал вас повсюду, рискуя жизнью.
Лицо Ройенталя не дрогнуло, но пульс подскочил до небес.
Стопроцентное попадание. Теперь Двойная Звезда в строю, а это гораздо больше, чем гросс-адмиралы Ройенталь и Миттермайер по отдельности.
***
– Пора, – скучным голосом говорит Юлиан. – Завтра или послезавтра?
– Завтра, – соглашается Райнхард. Он задумчиво крутит браслет.
Тянуть еще день нет смысла. Они готовы начинать. Четыре с половиной месяца упорной работы, время собирать урожай. Конечно, собранное – мизер по сравнению с прежним Рейхсфлотом, да и у альянсовцев негусто, но война – на редкость справедливая дама. Она призывно раздвигает ноги перед любым, кто согласен благосклонно на нее взглянуть. И все, ответившие на призыв, оттраханы ею примерно одинаково.
На стороне заговорщиков – единая цель, согласованность и скоординированность действий, сплоченность. Каждый из посвященных знает свою роль. Все спланировано до дня, информационная атака, разработанная Аттенборо и Мюллером, начнется одновременно с военным наступлением. На обе стороны. Имидж жесткого, даже жестокого, всевидящего и окутанного мистической дымкой – недаром же он сын Волшебника Яна! – правителя кропотливо выстроен для Минца. Менее инфернальный образ справедливого, воздающего по заслугам императора, гениального полководца, хлебнувшего горя в плену, но не сломленного – для Райнхарда. На любой вкус. В том, собственно, и прелесть придумки: не имеет значения, кто к кому примкнет, итог останется прежним. Наведя худо-бедно порядок внутри Альянса и Рейха, две армии встретятся у Изерлонского коридора, побряцают оружием и заключат заранее составленный договор. Девиз договора: «Галактика – одна на всех». И наконец-то можно будет начать зализывать раны.
– Как ты собираешься подать мой побег?
– Я в этом плане полностью доверяю Дасти.
– Это будет хотя бы масштабно или камерно? – усмехается Райнхард. Аттенборо, несмотря на все свое разгильдяйство, – очень ценный работник. И прекрасно спелся с Железным Щитом.
– Понятия не имею. Завтра вечером прочту в ленте.
Райнхард смеется откровенно. Он уже под одеялом, старается не думать о том, что эта ночь – последняя здесь. Юлиан медлит ложиться, расхаживая по комнате в своей смешной пижаме с мишкой.
С завтрашнего дня каждый сам по себе, наедине со своими призраками. Это пугает. Где-то упущен важный момент. Последняя ночь. Не на пару недель, а надолго. В следующий раз они увидятся только на переговорах. Но этого уже не изменить.
– Ты действуешь мне на нервы своей беготней, – ворчит Райнхард и привычно отворачивается к стене.
Матрас прогибается по знакомой тяжестью. Широкая сильная ладонь привычно скользит по животу. Медленнее, чем обычно, или так кажется? Нет, точно – медленнее. И выше. И сверху вниз. К спине – не щека или лоб, а губы. Трогают, обводя выступающие позвонки, осторожно раздувают пряди волос.
Вдруг заканчивается воздух, а тело само подается назад, навстречу несмелым ласкам. Райнхард взбешен. Хель! Сто тридцать два раза они ложились в одну постель, почему именно сейчас?! Он ищет пустоту, чтобы вернуть себе стылый покой, но с ужасом обнаруживает, что пустоты внутри нет. Есть жалость, есть нежность, и есть боль. Из какой грязи?!
– Это плохая идея, – хрипло говорит он, с усилием отстраняясь.
Если они перестанут быть мертвецами, то провалят все. Кирхайса не заменить, и нужно сдержать обещание.
Юлиан, к счастью, это тоже понимает. Он тоже что-то обещал умирающему Яну.
– Да, – эхом откликается он. – Прости.
Минц занимает регламентированное положение и перестает пахнуть жизнью. Пустота возвращается. Но Райхард больше не уверен в ней.
Он лежит без мыслей и без движения, размеренно дышит. Самой глубокой ночью Юлиан вдруг начинает беззвучно плакать во сне, спина Лоэнграмма намокает от его слез. И по мокрому очень хорошо ощущается двойной выдох. Два слога одного слова. Откуда-то есть уверенность, что это имя.
Ка-рин?
Райн-хард?
Как знать…
Он бережно отлепляет руку Юлиана от своих ребер и проводит губами по предплечью выше браслета. Юлиан успокаивается. Райнхард слегка теребит его браслет, потом – свой. Он, конечно, знает, что ни один сигнал из такого миниатюрного устройства не достигнет противоположного конца галактики, но сейчас ему это безразлично. Да и раньше не очень волновало.
До следующей их встречи – всего одна война. Надо, чтобы она закончилась побыстрее. Чтобы можно было начать все с нуля.
@темы: Шоб було!, Честно спёртое, ЛоГГонутое, фанпродакшн, зверьё моё, ё-моё!